Выпив залпом свою водку, Александр Борисович поднялся из-за стола, пожал по очереди коллегам руки и направился к выходу. За столиком царила тишина. Никто ничего не говорил. Он снова стал для них посторонним, лишними ушами и лишними глазами.
Когда Турецкий вышел из бара, они заговорили — тихими, приглушенными голосами.
— Как думаете, согласится?
— Конечно, согласится. Эта работа создана для него, а он — для нее.
— Я слышал, у Турецкого сейчас тяжелый период. Он много пьет.
— Правильно делает. А чем ему еще заняться? Я бы на его месте колоться начал или дрянь какую-нибудь нюхать.
— Ну, ты тоже не утрируй.
— А я и не утрирую. Он сейчас как слон в лошадином загоне. Сил много, а развернуться негде.
— Ничего. Придет к нам — развернется.
Против этого никто возражать не стал.
Ирина искала на стеллажах какую-то книгу. На носу у нее поблескивали очки. Стройная фигура была закутана в белый банный халат. От влажных волос пахло душистым шампунем.
Пытаясь снять книгу с верхней полки, Ирина встала на цыпочки; Турецкий посмотрел на ее стройные лодыжки, улыбнулся и сказал:
— Ир, ты знаешь, я сегодня встретил… одного бывшего коллегу по Гармишу.
— Правда? Кого?
— Ты его не знаешь. Один полковник.
Ирина достала, наконец, книгу и повернулась к Турецкому.
— И как? Вы поговорили?
— Угу. Он сейчас снова при деле.
— Ну, хоть кто-то при деле, — усмехнулась Ирина.
Турецкому не понравился тон жены. Бывший «важняк» почувствовал, что его настроение, до сих пор довольно благодушное, начало стремительно портиться.