Одержимость

— Психологический портрет плюс мотив.

— Опять за рыбу деньги!

— У вас материалов — море разливанное. Только они в большинстве своем тенденциозны, всяк же кулик поносит соседнее болото. Я могу подогнать факты под свою версию элементарно, но, что бы вы там ни говорили, Савелий Ильич, стремлюсь я в первую очередь к объективности. А посему соваться без лоцмана в эти фекальные воды не хочу.

— Ладно, слушайте про своего Осетрова, — сдался Заставнюк. — Став чемпионом, он крепко подружился с тогдашним руководством Шахматной федерации — там всем хотелось делать вид, что они борцы за честь державы, вдохновители и организаторы шахматных побед. Когда подрос новый строптивый претендент, руководство начало плутовать, не буду утверждать, что с подачи Осетрова, но, безусловно, к его прямой выгоде. Обманули претендента с городом, где должен был состояться полуфинал отборочного цикла, в ФИДЕ перенесли матч из Голландии в Штаты, сами же ехать претенденту в Америку не позволили, думали, зачтут ему поражение за неявку. Но сорвалось. И потом много всего было. Прерванный матч, когда у Осетрова нервы сдали. Претендент уже стал чемпионом, так к нему тренеров не отпускали на сборы — они как бы военнослужащие, а один шпионил в пользу Осетрова. Психолог его переметнулся к Осетрову. Но все равно нельзя обвинять огульно его одного. Он дружил с системой, она его защищала. Сейчас система, конечно, развалилась, но у него от былого величия остался шахматный журнал и дружба с большими людьми.

— Савелий Ильич, — прервал Гордеев, — дело в том, что и тренер Мельника Чирков, и тренер Болотникова Гуревич — люди, близкие Осетрову. Напрашивается аналогия. Помните, Данила, малолетний ученик Мовсесяна, упоминал, что, когда Мельник придумал дивную по красоте дебютную комбинацию, компьютер ее словно заранее знал. Кто сказал, что в перерывах между партиями Осетров не имел доступа к «Владимиру I»? Очень даже мог иметь и мог по ходу модифицировать так называемую дебютную базу.

Заставнюк посмотрел на него неодобрительно, снова настраиваясь на словесную баталию.

— Думаете, я не вижу, чего вам хочется?! Придать вес своим измышлениям и прикрыться моим авторитетом!

— Думаю, вы заблуждаетесь, — попытался возразить Гордеев, но старик уже вошел в раж.

— И не пытайтесь вкручивать мозги начальству! Воскобойников не тот человек.

— Вы сами себе противоречите, Савелий Ильич! — видя, что Заставнюка не урезонить, Гордеев тоже повысил голос, распаляясь от собственных же слов: — Я не собираюсь никому пускать пыль в глаза. Или вы хотите сказать, Воскобойников сам прекрасно знает, что такое Осетров, и не нужно это лишний раз педалировать? Это уже другой разговор, но в мыслях у меня все равно не было ни малейшего криминала.

— Как же не было? Черт знает что вбили себе в голову, и меня провоцируете на болтовню, пока Женя дело делает! Если вы этого еще не понимаете, тогда…

— И опять вы сами себе противоречите. Вы знаете, из-за чего погибли Болотников и Мельник? Не знаете. Никто не знает. А посему мы с Брусникиной движемся разными путями, пока один из нас не натолкнется на что-нибудь существенное или не убедится, что зашел в глухой тупик. А если вы мечтаете, чтобы мы поскорей пересеклись, прекратите тратить попусту свое и мое время и бездоказательно меня уговаривать, я на уговоры не поддаюсь. Лучше найдите мне еще факты об Осетрове, вдобавок или в противовес к тем, что рассказали. А я пока выверну наизнанку Норинского!

Оставив последнее слово за собой, Гордеев преисполнился кипучей энергии, он был готов немедленно лететь навстречу с болотниковским лучшим другом, хватать за грудки и вытряхивать из него правду, хотя после кофе голова пульсировала, как эластичный аквариум, в котором под монотонную, завывающую музыку танцуют медузы.

— Опять началось, — проворчал Заставнюк, глядя в окно, и до Гордеева только теперь дошло, что заунывный свист в ушах не результат вчерашних приключений, а рецидив ночной снежной бури.

Чтобы не травмировать Савелия Ильича ненормативной лексикой, к которой почти наверняка придется прибегнуть в разговоре с Норинским, Гордеев вышел в коридор и позвонил по сотовому.

— Да, секундочку, — ответила незнакомая женщина.

Гордеев решил было, что неправильно набрал номер, но потом различил сквозь офисный шум знакомый голосок с прононсом. Норинский разговаривал еще по двум линиям, одновременно перекрикиваясь с кем-то, видимо, в соседней комнате. Секундочка длилась минуты две, после чего Норинский попросил другого собеседника обождать и взялся за мобильник:

— Я слушаю.

— Это Гордеев! — произнес Юрий Петрович угрожающе. — Выйдите в другое помещение, где вам никто не помешает.

— Ну, что еще? Я же только разговаривал с вашей Брусникиной, вы что, нанялись меня от работы отрывать? Одна приходит, другой звонит…