– Нет.
– Так чего же вы тянете! Валите в «Регату».
– Он нас поубивает, – возразил Крюк.
– Меня же не убил, – возразил ему Шипилов, покосившись на двери. – Так еще хуже будет. Или мне предлагаете в таком виде ехать? Представь меня на стреле? Я базар перетереть толком не смогу, а если до плеток дело дойдет? Кстати, – он наклонился в сторону Гвоздя. – Где твоя волына?
– В надежном месте.
– А у тебя есть? – он перевел взгляд на Крюка.
– Ты будто не знаешь, – отвел тот взгляд в сторону.
Шипа надолго задумался. В палате, кроме них, никого не было. Все больные ушли на обед. Было тихо. Наконец его лицо сделалось злым. Внешность Шипилова говорила о том, что он принял какое-то важное решение и оно далось ему с большим трудом.
– Тогда вы вот что сделайте. – Он вновь бросил взгляд на двери и, наклонившись в сторону Крюка, зашептал: – Помнишь, к моей бабке в Заречное ездили?
– Ну.
– У нее в сарае, в углу, под всяким хламом откопаешь ящик. В нем два автомата, гранаты и одна плетка – «глок».
– Ничего себе, – присвистнул Гвоздь.
– Короче, Таран живет прямо напротив кабака в старой двухэтажке. Возвращается поздно…
– Ты чего, Шипа? – Гвоздь испуганно округлил глаза. – Валить его предлагаешь?!
В коридоре послышались шаги. Двери открылись, и в палату стали возвращаться больные.
– Тише! – прошипел Шипа и взял стоящий у кровати костыль. – Пошли на улицу.
В больничном дворе он воровато огляделся и ткнул костылем в колено Крюку:
– Кроме Тарана, нас никто не знает. Поэтому, пока не поздно, соскакивать с этого черта надо. Борзеет.
– Да он нас…
– Слушай меня, чучело! – вскипел Шипилов. – Тебя скорее хахали этой шалавы порвут. Я же вижу, что пока они с нами играют! Не простые они. С ними, наоборот, договариваться надо!