Элитный спецназ

– Заходи, Наташенька. – Криворучко тяжело вздохнул: – Ну, какое у тебя мнение?

– В нашем госпитале сейчас Полынцевой уже не смогут помочь. Она почти месяц плотно сидела на героине очень высокого качества. Все усугубляется психической травмой. Нужно немедленно везти в специализированную клинику. Ребенка я пока заберу к себе. У меня гостит сестра, так что все будет нормально.

* * *

Как только Магомед стал идти на поправку, его перевели в неврологическое отделение в специально оборудованную палату. Здесь он был один. Снаружи единственного окна была установлена решетка и металлическая сетка. Двери были из металлических прутьев, приваренных к массивному каркасу. В коридоре постоянно находился солдат, вооруженный автоматом. Туалет был тут же в палате. Двери на нем отсутствовали, и это позволяло караульному видеть его даже там.

Ежедневно, кроме врача и медсестры, которые входили в палату только после того, как на него надевали наручники, приходил капитан Линев из ФСБ и следователи из прокуратуры. Ничего особенного он им не говорил. Требуя адвоката, Магомед настаивал, чтобы это был обязательно чеченец. Когда его просьба была наконец удовлетворена, он отказался от сухонького пожилого мужчины в очках, заподозрив его в сговоре со спецслужбами. Ему нужен был защитник, который передал бы на волю информацию о русских, внедрившихся при помощи Джабраилова в ряды сопротивления. Однако Магомед неожиданно для себя пришел к выводу, что ему от этого не будет никакой выгоды. Его соратники не бросятся вызволять из плена своего полевого командира, к тому же лишившегося почти всего своего отряда. Он не такая фигура, чтобы из-за него брать заложников и диктовать условия. Пройдет время, и часть из тех, кому сейчас он окажет услугу, либо погибнут, либо разделят его судьбу, оказавшись за решеткой, а иные просто свалят на давно построенные виллы за море проматывать заработанные чужой кровью доллары. Изо дня в день размышляя над своим положением, он все больше и больше склонялся к мнению, что не стоит торопиться с передачей информации за пределы палаты, а тем более раздражать своим поведением контрразведчиков.

В один из дней Магомед наконец принял решение, и, когда в очередной раз к нему пришел Линев, он объявил, что у него есть серьезная информация, которая касается трех агентов, внедренных ФСБ.

Линев некоторое время смотрел на Шамаева ничего не выражающим взглядом, однако, по мере того как смысл сказанного боевиком доходил до его сознания, взгляд становился настороженно-удивленным.

– Да, – обрадованный реакцией офицера, улыбнулся он. – Я знал, что ваши спецслужбы подстроили все так, чтобы Арви Евлоев заинтересовался людьми, которые якобы вместе с милиционерами занимались бандитизмом.

– О ком именно ты говоришь? – нахмурился Линев, одновременно ломая голову над тем, какую линию поведения теперь выбрать.

– О тех троих, которые по легенде представились Арви находящимися в розыске преступниками, укрывшимися на территории Чечни от уголовного преследования и примкнувшими к Джабраилову.

Линев задумался. В принципе Шамаев находится у них в руках, и не стоило опасаться, что излишние откровения с ним могут навредить Филиппову и его людям.

– Зачем ты мне это говоришь?

– А затем, что я знал об этом и не выдал ваших агентов Евлоеву.

– Спасибо, – усмехнулся Линев, догадавшись, к чему клонит боевик. – Это зачтется тебе в суде.

– Суда не будет, – уверенно ответил Шамаев.

Данила опешил:

– Это ты так решил?

– Нет. Вы будете против того, чтобы дальше держать меня здесь.

– Почему? – Линев, стараясь скрыть охватившее его волнение, встал и подошел к окну.

– Если о том, что я оказался в ваших руках, узнает Ибрагим, он тут же сообщит о предателях Евлоеву.

– Во-первых, эти люди не предатели, а выполняют свой долг. – Данила метнул взгляд в сторону дверей и, убедившись, что стоящий за ними караульный его не слышит, продолжил: – Во-вторых, никакой Ибрагим не может знать о них.