Дикое правосудие

Дмитрий отвернулся от своего отражения и вышел из ванной, откинув назад пятерней свои редеющие темные волосы. Оказалось, что он чуть не пропустил очередной телефонный звонок. Досадливо поморщившись, он вернулся к аппарату.

– Да? – нетерпеливо спросил он.

– Дмитрий? Это Любин. Только что поступило сообщение… – в голосе звучал благоговейный ужас, словно Любин потерял сбережения, которые копил всю жизнь. – …Насчет шефа. В его квартире произошел взрыв. Все разнесло в клочья.

– Он жив?

– Не знаю. Пытаюсь выяснить. Сообщение только что пришло от дежурного патруля. Полдома обрушилось, молодая женщина с ребенком наверняка погибли, но я…

– Встретимся там, – отрезал Дмитрий. – Сейчас же!

Он бросил трубку и повернулся, едва не потеряв равновесие. Сильно кружилась голова. Он осторожно прижал руки к лицу, словно пытаясь заверить себя в том, что он еще жив, дышит, думает, ходит по земле. Его лоб покрылся ледяной испариной, и он снова с необыкновенной остротой ощутил тишину и пустоту в доме. Алексей, Алексей… Они добрались до него, потому что он слишком близко подошел к истине. Слишком близко для того, чтобы оставить его в живых.

Дмитрий стоял в дверях своего дома, глядя на падающий снег.

Они убили Алексея…

* * *

Войдя в палату, Голудин увидел доктора Дэвида Шнейдера, отходившего от постели Марфы. Голудин чуть было не выхватил пистолет, но вовремя понял, что Марфа цела и невредима. Она энергично качала головой за плечом Шнейдера, предостерегая его от необдуманных поступков. Голудин покраснел и отвел глаза, не желая встречаться со строгим вопрошающим взглядом американца.

– Мне казалось, что вы охраняете коллегу, – заметил Шнейдер. Американец держался немного нервозно, но Голудин замечал лишь свое смущение и чувство вины перед Марфой.

– Я обнаружил ее постель пустой, а дежурная медсестра не знала, где вы находитесь, – чопорно добавил Шнейдер, словно исполняя формальную обязанность. – Я… – он изобразил на лице умиротворяющую улыбку, – я предупредил даму, чтобы она оставалась в постели. Ради ее же блага. О"кей?

– Что? Да-да… – Марфа по-прежнему выразительно качала головой. Какое оправдание она придумала? А что если его спросят, где они были? – Извините, пожалуйста.

Русский Шнейдера был по-школьному правильным. Он тщательно выговаривал слова, словно смакуя их звучание, однако сейчас Голудин чувствовал себя так, словно он сам пытался говорить на незнакомом языке. Он был уверен: Шнейдер что-то подозревает.

Врач рассеянно кивнул и вышел из палаты. Голудин торопливо подошел к постели Марфы.

– Что ты ему сказала? – прошептал он.

– Я пошла в туалет, а ты отправился поискать что-нибудь из еды, – возбужденно ответила она. – Ну?

– Дмитрий уже едет сюда. Нам остается только ждать, – теперь Голудин тоже улыбался; напряженность, сковавшая обоих после решающего открытия, начала спадать. – Черт побери, Марфа, мы это сделали! Мы и впрямь это сделали!

Шнейдер помедлил в коридоре и оглянулся через плечо на оконце пожарного выхода из палаты. Он увидел молодого милиционера, склонившегося над женщиной в постели. Они казались детьми, узнавшими великий секрет и поздравлявшими друг друга с открытием. От этой мысли по его спине пробежал ледяной холодок. Он заторопился к лифтам.

Он следил за ними, подозревая, что их поместили в больницу умышленно, как троянского коня. Однако они ничего особенного не делали, ничего не знали и вряд ли о чем-либо догадывались: довольно непоседливая молодая особа и мальчишка милиционер. Они не представляли никакой опасности.