Дикое правосудие

22
18
20
22
24
26
28
30

До сих пор…

Шнейдер поспешно вышел из лифта, как только открылись двери, и зашагал по коридору к складским помещениям подземного этажа. По пути он миновал сиделку, которая несла кипу больничных полотенец. Она уважительно кивнула ему. Он чувствовал, что его ответная улыбка была вымученной и фальшивой.

Шнейдер осмотрел замок. Никаких повреждений или признаков взлома. Он открыл замок и вошел внутрь, снова заперев за собой дверь перед тем, как включить свет. В глаза ему сразу же бросилась тонкая, едва заметная полоска белого порошка, просыпанного на пол. Шнейдер медленно двинулся к ней. Сердце бешено стучало в груди, в боку сильно покалывало. Он неуклюже наклонился, послюнил палец, прикоснулся к порошку, попробовал…

…и сплюнул. «Красная лошадь»! Шнейдер мгновенно взмок от пота. Вскинув голову, как загнанное животное, он поднялся на ноги и начал карабкаться вверх по полкам. Найдя вскрытую коробку, он недоверчиво потрогал ее, лихорадочно желая лишь одного: чтобы его подозрение оказалось напрасным, чтобы он ошибся, чтобы…

Он не спустился, а съехал на пол и прижался щекой к холодной металлической стойке. Образы женщины, покорно лежавшей в постели, и молодого милиционера с глуповато-простодушным лицом мелькали в его сознании, глумясь над ним. Как они могли обнаружить товар? Эти щенки, эти разини… Их начальник подозревал его, Шнейдер знал об этом. Один из пакетов исчез: теперь у них есть неопровержимая улика. Вскоре они заявятся сюда с обыском.

Шнейдер обхватил голову руками. Он должен сообщить о случившемся Паньшину. Теперь, после смерти Роулса, только Паньшин мог вытащить его, помочь ему выбраться из того глубокого болота, в котором он увяз…

* * *

– Успокойся, Паньшин! – пролаял Бакунин, стискивая правой рукой что-то невидимое на столе. – Об этом уже позаботились. Цыпленок лишился головы, теперь осталось лишь посмотреть, как умрет тело.

Он прислушался к голосу в трубке.

– Справиться с ними не составит труда. Скажи американцу, чтобы не пачкал штаны. Что за народ, неужели у них нет ничего, хотя бы отдаленно напоминающего силу духа!

Все американцы были сентиментальными и напыщенными – вроде Роулса, который к тому же оказался слишком жадным. Его смерть помогла удержать в узде остальных. Наглядный пример возымел свое действие. А теперь из-за щенка-опера и какой-то сучки, случайно наткнувшихся на партию товара, ожидавшую отправки из Нового Уренгоя, паника разразилась снова, словно повторная волна эпидемии. Шнейдер и Паньшин – что за слабые союзники! Их действиями руководила только алчность, а по сути своей они были мелкими, пустыми, бесхребетными ничтожествами.

– Скажи Шнейдеру, чтобы наблюдал за ними и смотрел, кто навещает их. Подбодри его, Паньшин! Передай ему, что обо всем уже позаботились и волноваться нечего. Ты понимаешь? Они лишились головы – скажи ему это!

Бакунин бросил трубку и постучал пальцами по крышке стола. Утро было мрачным и хмурым, как и двое ремонтных рабочих, копавшихся в куче мерзлой земли за окнами его кабинета. Солнце спряталось за облаками.

«Что же делать с этими придурками? – в очередной раз спросил он себя. – Может быть…»

Он тщательно изучил идею, всплывшую в его сознании, поворачивая ее то так, то эдак, словно бесценную вазу.

«Может быть, им нужен новый пример? Они напрашиваются на это? Ну что же!»

Пожалуй, имеет смысл устранить Шнейдера, даже если в устранении больше нет прямой надобности.

* * *

Тени гор съежились, как высохшие листья под лучами аризонского солнца, когда самолет из Балтимора вынырнул из синевы безоблачного пустынного неба, спускаясь к Фениксу. Лок наблюдал, как ландшафт светлеет, становясь жестким, сухим и беспощадным: копией его самого, смотревшего вниз из иллюминатора «боинга».

Впереди и справа по борту сверкала россыпь нефтяных резервуаров, маленьких, как брызги воды после недавнего дождя. Феникс подернулся туманной дымкой. Лок почувствовал, как напряжение возвращается к нему, и поерзал на сиденье, пытаясь ослабить сосущее ощущение пустоты в желудке.

Он бросил взятый напрокат «крайслер» и сел на челночный автобус, ехавший из пригорода в балтиморский аэропорт. Рейсы на Феникс и Таксон не находились под наблюдением, его фальшивые документы не вызвали подозрений у сотрудников аэропорта, несмотря на первые сообщения Си-Эн-Эн о «джорджтаунском убийстве», снабженные описанием его внешности и старой фотографией из госдепартамента. Он зарегистрировался на рейс до Феникса; багажа у него не было, ручная кладь ограничивалась спортивной сумкой. Его прошлое становилось таким же чужим и неосязаемым, как старая кожа, сброшенная змеей.

Когда «боинг» поднимался в ночное небо Мэриленда и пробивался через пелену дождя, все люди, которыми Лок когда-то был, превратились в отдаленные силуэты, один за другим уходившие в глубину небытия. Осиротевший ребенок, чьим единственным близким человеком была старшая сестра, давшая направление его жизни и облегчившая его горе; студент колледжа, подающий надежды баскетболист; бакалавр, затем магистр; полевой агент ЦРУ, получавший удовольствие от своей жестокой маленькой войны; эксперт госдепартамента по новой, еще непонятной Российской Федерации; холодный, практичный любовник; исполнительный чиновник, вполне сложившийся завсегдатай светских вечеринок; музыковед-любитель. Все они остались позади, утопая в темных глубинах времени. Пока пассажиры смотрели видеофильмы или пытались заснуть, он наблюдал, как угасает его прошлое, не в силах спасти ни одного из тех людей, которыми он был когда-то, за исключением одного – той тренированной, искусственной личности, которую он развил в себе во время работы в ЦРУ. Тот молодой человек оказался единственным, у кого имелся шанс выжить. Это он упаковал спортивную сумку, забрал деньги и фальшивые документы, не обращая внимания на мертвую девушку, лежавшую в соседней комнате.