Дикое правосудие

22
18
20
22
24
26
28
30

Если догадка Любина верна, так же верна, как и его догадка насчет убийства Роулса, то кто-то пошел на крайние меры, чтобы устранить единственный след, ведущий к торговле наркотиками в Новом Уренгое. А заодно предупредить следователей о возможных последствиях излишнего рвения.

Любин стоял у выхода в коридор, изучая обгоревшую дверную раму. Время от времени он кивал и что-то бормотал, очевидно, довольный своими умозаключениями. Воронцов почти физически ощущал злую волю и организованность тех, кто мог устроить смертельную шутку из взорванной керосиновой плиты и заминированной входной двери. Вы предупреждены. Мы знаем все, что знаете вы. Мы неприкосновенны.

Воронцов похлопал по плечу Дмитрия, взглянувшего на него, словно верный и простодушный охотничий пес. Снег залетал в комнату через разбитое окно и заметал красный половик, замызганный грязью и жиром. Воронцов с неожиданной силой сжал плечо Дмитрия. Он был рассержен.

Очень рассержен.

* * *

Закрыв за собой дверь, Лок повернулся и безошибочно распознал страх в сгорбленной позе Ван Грейнджера. Старик неподвижно сидел в кресле, его тяжелые морщинистые щеки изредка подрагивали. Лок моргнул, проясняя зрение, однако от Ван Грейнджера продолжало исходить отчетливое излучение страха, а не горя. В следующее мгновение Грейнджер осознал, что за ним наблюдают, и выпрямил спину.

Гостиная номера в отеле «Джефферсон» была задрапирована портьерами и обставлена тяжелой антикварной мебелью. По дороге Грейнджер много пил – слишком много, но он не был пьян. Не алкоголь затуманивал его черты и заставлял его руки дрожать.

– Как вы себя чувствуете? – тихо спросил Лок. – Не хотите выпить?

Грейнджер покачал головой.

– Все в порядке, Джонни-бой. Все о"кей.

Он помахал рукой перед собой, словно отгоняя что-то невидимое. Боялся ли он смерти? Убийство Билли поразило его, как апоплексический удар.

Лок налил себе большую порцию бурбона и осушил ее одним глотком. Ему не хотелось находиться в одной комнате с отцом Билли. Ему хотелось быть снаружи, где его горе могло спроецироваться на других людей или вещи, потеряться в безразличии улиц. Поездка на автомобиле от аэропорта угнетала его, а теперь на него давили стены номера, вызывая приступы мигрени. Он налил себе еще бурбона, стоя спиной к Грейнджеру и слыша его слабые движения: поскрипывание кресла, бесцельное пошлепывание стариковских ладоней по худым бедрам, шорох седой щетины под дрожащими пальцами.

– Ты не возражаешь, если Бет будет похоронена в Фениксе, вместе с Билли? У вашей семьи не было других планов?

Лок сжал зубы, подавив вспышку гнева. Он не мог сказать, что ему хотелось бы похоронить Бет рядом с родителями, на сельском кладбище в Коннектикуте. Ему не хотелось бы, чтобы ее похоронили в жаркой аризонской пустыне, но говорить об этом было глупо. Она исчезла, и предмет для разговоров отсутствовал. Не имело значения, где сгниют ее останки.

– Нет, Ван. Они должны быть вместе, верно?

Лок яростно крушил все воспоминания о многочисленных визитах, когда они с Бет ездили на кладбище в Коннектикуте, утопавшее в цветах или в снегу. Все, что напоминало ему о родителях, заставляло думать и о ней. От них не осталось ничего. Ничего!

– Спасибо, Джонни-бой, – пробормотал Грейнджер. – Я… наверное, теперь я выпью.

– Бурбон?

– Да, конечно.

Лок наполнил еще два бокала. Грейнджер взял свой неожиданно твердой рукой. Его взгляд стал сосредоточенным. Он пытался составить у Лока определенное представление о себе, маскируя то, что можно было заметить вначале. Почему?

«Почему я думаю, что он боится, по-настоящему боится? Потому что я сам боюсь, когда вспоминаю об автомобиле, следовавшем за нами от аэропорта. Потому что я помню о человеке на улице перед моим домом и знаю о человеке, который сейчас дежурит перед отелем». Лок улыбнулся Грейнджеру уголками губ и отхлебнул бурбона. Грейнджер прикурил толстую кубинскую сигару, наполовину скрыв лицо ладонями. Возможно, приступ клаустрофобии объяснялся тем, что они находились под наблюдением.