– Пока эта дрянь тикает, думаю, радоваться рано.
– Она не тикает, это электроника. Но, по большому счету, ты прав.
Клим перепрограммировал трубку, приложил ее к таймеру. По экранчику побежали, сменяясь, ряды цифр. Замерли, мигнули и погасли.
– Надеюсь, что взрыватель у них серийный, – Бондарев показал на уже погасший дисплей взрывателя, – но все же лучше будет извлечь его.
Он ловко, будто тренировался в этом занятии каждый день, извлек взрыватель, положил его на соседнее сиденье, и только сейчас Алексей заметил, что все лицо Клима покрыто мелкими каплями пота.
Ружана тут же обернулась, лишь Алексей и Бондарев оказались в кабине.
– Ну как?
– Все в порядке. Нашли и остановили таймер.
– Я еле удерживаю самолет в горизонтальном положении, его клонит влево.
Алексей занял место Ружаны за штурвалом. В стороне виднелись удаляющиеся огни истребителя.
– Он уходит. Мы подлетаем к Сирии. – Бондарев приложил трубку мобильника к уху и, прикрывая микрофон ладонью, принялся что-то говорить.
Из-за шума двигателей его спутники не могли слышать, что именно. Наконец он опустил руку с аппаратом.
– Могу вас обрадовать и огорчить. Есть две новости. Начинать с плохой или с хорошей?
Ружана кусала губы, Алексей с надеждой смотрел на Клима, не понимая, что это за мобильник у него такой странный.
– Хорошая – нас беспрепятственно пропустят над Сирией и Израилем.
– А плохая? – вырвалось у Ружаны.
– Ни одна страна не согласилась принять нас.
– Почему?
– Американцы постарались. Для всех мы теперь иракские боевики, захватившие заложников, угнавшие транспортный самолет и успевшие загрузить на его борт подозрительный груз – вероятно, химическое оружие.
– Это они сами тебе сказали? – Алексей смотрел на трубку в руке Клима.