Любое напоминание о людях, входивших в близкое окружение Веры Павловны, сразу меняло Суворова. Он мрачнел, в глазах появлялась странная тень. Он до сих пор никак не мог смириться с тем, что Веры нет. Иногда мне кажется, сипло и как бы даже виновато объяснял Суворов Сергею, что Вере попросту не хватило сил. Она слишком много времени провела в жизни, полной ограничений. Не понимаю, почему Вера не умерла с тоски еще раньше? В той, например, нашей двухкомнатной хрущевке на Красноармейской… Продолжайся та жизнь, Вера, наверное, точно умерла бы с тоски, или бросила меня… Оставайся я тем нищим доцентом, так бы все и случилось… Если помнишь, не раз объяснял Суворов, любимым Вериным писателем был Чернышевский. Так вот, в первом сне Веры Павловны, в самом первом, в самом поэтическом своем сне Верочка (героиня Чернышевского) видела себя лежащей в параличе, заточенной в сыром подвале. И когда чудом была вылечена и выведена из подвала, то подумала: «Как же это я могла так долго переносить паралич? Как же это я могла не умереть в таком сыром и темном подвале?» Суворов сумрачно качал головой. «Это я помогала тебе, это я вывела тебя из подвала и вылечила», – ответила Верочке некая девушка, лицо которой постоянно менялось. То оно было лицом француженки, то лицом полячки, немки, англичанки, то русским лицом. Это так писал сам Чернышевский. «У меня много самых разных имен». Прости, что я тебе все это напоминаю, не раз сумрачно косился Суворов на Сергея, но ты, наверное, давно уже забыл содержание снов Веры Павловны. Та странная девушка с меняющимися лицами сказала Верочке: у меня много имен, у меня разные имена. Дескать, кому как надобно меня называть, такое имя ему я и сказываю. А ты, предложила она Верочке, зови меня любовью к людям. Это я вылечила тебя и выпустила из подвала. Иди в мир, сказала она Вере Павловне, и всегда помни, что много еще в мире обиженных и страдающих. Иди, и помогай, и лечи.
И Вера Павловна пошла.
Как моя Вера, сипло пояснял Суворов.
Иногда мне кажется, не раз пояснял он, что в последние годы Вера любила уже не меня, а только то, что я как бы извлек ее из сырого подвала и дал возможность выпускать из подвала других. Вполне возможно, думал про себя Сергей. Ты ведь, наверное, даже не догадываешься про господина Хаттаби…
Вздохнув, Суворов подержал на ладони тонкую книжку.
– «
И вдруг спросил:
– Чем ты занят сейчас?
– Налаживаю связь с рабочими.
– В каком смысле? – удивился Суворов.
– А в самом прямом, – усмехнулся Сергей. – Прошлым летом с Колей Игнатовым поставили мы в Мариинской тайге пихтоварку. Сейчас сидят на таежной реке Кие два наших мужика и гонят пихтовое масло. Работы хватает, продукты есть, вот только рация оказалась слабоватая. По нынешней жаре воздух сильно наэлектризован, мужики часто теряются в эфире.
– Пихтоварка может приносить доход? – удивился Суворов.
– В пихтовом масле много редких компонентов, которые охотно используют французские парфюмеры. Мы договорились с химиками в новосибирском Академгородке. Они выделяют эти компоненты из пихтового масла, а мы отправляем продукт во Францию.
– Говоришь, на Кие? Где это? – Суворов извлек из ящика письменного стола топографическую карту Кузбасса: – Здесь?
– Примерно здесь, – указал Сергей. – Черневая тайга, почти нехоженая. Обычно моторная лодка доходит до старой заимки. Там мы поставили пихтоварку, но нынче лето сухое, вода упала. Раньше, говорят, поблизости находилась деревня, точнее, поселок при исправительном лагере, но теперь нет ни деревни, ни лагеря. Сидят мужики в глуши. Два раза в неделю должны выходить на связь, а вот уже вторую неделю не выходят.
Суворов кивнул.
Сунув карту обратно в ящик, задумался.
Похоже, с самого начала он неуклонно шел к главному вопросу. Судьба Мезенцева и дела Сергея явились только подходом.
– Помнишь Коляна?
– Еще бы не помнить, – нахмурился Сергей. – Я с ним литр водки выпил в прошлом году. Зачем ты его искал?
ebooksa