– А ну отставить базар! Разговорились!
Шестаков махнул рукой:
– Послать, что ли, все к едрене фене? Надоело! Из тебя дерьмо делают, а ты еще и молчи!
Галаев остановил офицеров:
– Так! Вижу, не поняли меня! Ты чего выступаешь, Шестаков? На неприятность напороться хочешь?
– А разве уже не напоролся? Или комдив нас для милой беседы с чаепитием вызывает? Ему больше делать нечего, кроме как беседовать с младшими офицерами о житье-бытье. Докладные прочитает и начнет разносить, не вдаваясь особо, кто прав, а кто виноват. Впрочем, в армии всегда виноват младший по должности и званию! Но я сегодня тоже молчать не буду! А то у нас Гломов с Булыгой такие чистенькие и заслуженные, что их рожи впору рядом с фото членов Политбюро в ленкомнатах вешать!
Комбат повысил голос:
– Да замолчишь ты, Шестаков?! Бойцы вокруг! Желаешь выступать, выступай! Но не при солдатах, а перед комдивом. Посмотрю я, как ты гонор свой перед генералом проявишь! А сейчас молчи. Это приказ!
Лейтенант сплюнул на асфальт:
– Задолбало все!
Дальше шли молча. Их встретил замполит танкового полка:
– Так! Рембат прибыл! Очень хорошо! Генерал сейчас с командирами полков короткое совещание проводит, определяет распорядок дня, после этого займется вызванными на беседу офицерами. На сегодня таковых немного. Ваши двое и наш один.
Шестаков поинтересовался:
– А кто из ваших вызван?
Замполит-танкист охотно ответил:
– Начфин! Странно, да?
Вадим переспросил:
– Начфин? Действительно странно. Он-то что мог натворить? Или с «бабками» залетел?
– А вот это, лейтенант, вас не касается!
– Конечно! Нас ничего не касается! Кто мы есть-то?