Антиджихад

Навстречу из кухни, вытирая полотенцем руки, вышла преклонного возраста женщина.

Близоруко щурясь, она остановилась.

– Шпак Таисия Андреевна? – на всякий случай уточнил Антон, заранее заглянув в список.

– Она самая, – подтвердила женщина.

– Меня зовут Антон, – представился Филиппов, – а моего товарища Данила, – он посторонился, предоставив ей возможность получше разглядеть стоящего позади Линева. – Вы можете уделить нам несколько минут?

– Вы что, из социальной службы? – женщина улыбнулась. – Ребята, я бывший прокурор этого района. Так что покажите для начала свои документы.

– Нет, – Линев вынул из кармана удостоверение. – Мы сотрудники ФСБ.

Женщина подошла ближе, по пути щелкнув выключателем, и посмотрела на развернутое удостоверение.

– Странно, – она недоверчиво взглянула на Данилу, потом на Антона. – Проходите.

Проводив посетителей в просторную кухню, женщина усадила гостей за стол.

– Чем же я могу вам помочь? – выключив газ, спросила Таисия Андреевна.

– Вы проживали здесь в сорок первом году?

– Да, – кивнула она, продолжая стоять у плиты. – Мне тогда было тринадцать лет.

Во избежание паники руководством «Анаконды» было принято решение ничего не говорить о тротиле. Не подходила версия и с историческими ценностями. Люди попросту могли скрыть, что были свидетелями устройства тайников, а потом самостоятельно начать их искать.

– Видите ли, когда немцы подошли к Москве, Политбюро приняло решение по всей столице устроить тайники для работы подполья, на случай ее сдачи, – стал пояснять Данила. – Там были печатные станки для листовок, продовольствие, радиостанции и даже оружие. Прятали в основном в подвалах, замуровывая в стены. Вы ничего, связанного с подобными работами, не припоминаете?

– А как же, – ошарашила посетителей бабулька. – Такое разве забудешь? У меня отца за эти ящики в Сибирь отправили. Там и сгинул.

– Как это? – Антон напрягся. – Расскажите поподробнее.

Лицо бабульки стало грустным. Пройдя к столу, она села на краешек табурета и, с шумом переведя дыхание, отрешенно глядя в пол, всхлипнула:

– Мой отец до начала тридцатого года работал врачом. Как-то у них в клинике скончалась жена известного по тем временам человека, – она махнула рукой, – сейчас уже не важно, какого именно. – Несмотря на то, что отец никаким боком не касался ее лечения, этим занимались другие, как сейчас говорит мой внук, он также «попал под раздачу». Выйдя в сороковом, устроился дворником, у нас во дворе. Когда началась война, на фронт его не взяли из-за очень слабого здоровья. Он страдал болезнью легких, которую, кстати, заработал в лагерях. Здесь, – она обвела взглядом кухню, – кроме нас жили еще четыре семьи. Свои инструменты он хранил в кладовке, которую сам и построил прямо в подвале дома.

В начале сентября, а работал он допоздна, около полуночи в дверь постучали. Какой-то военный привел отца, держа за локоть, и со словами «не суй свой нос куда не следует», грубо втолкнул в коридор. В комнате папа рассказал, что когда закончил работу и пришел к подвалу, чтобы оставить там метлу и лопату, то увидел, как военные сгружают туда какие-то ящики. Каждый с трудом несли по четыре человека. Рядом, под присмотром конвойного, двое арестантов в большой бадье мешали цемент.