Дольский приказал:
— Чего ты не хочешь? В плен к духам? А кто хочет? И будь, наконец, мужиком, мать твою, начальник! А гарантии… вон они… лежат трупами в пыли.
Договорить Владимир не успел.
Перед кустом возник афганец в камуфлированной форме и приказал:
— Всем встать! Ко мне! Приехали, нечестивцы! И без лишних движений, а то пристрелю, как бешеных псов! Ну? Ко мне, шакалы!
Журналисты вышли на открытую местность. Душман не заметил, как Дольский, сохранивший самообладание, во время нахождения в кустах снимал происходящее на плато. И успел заменить кассеты, отбросив отснятую в ближайшую яму.
Сергинского трясло. Валентина, также испытывающая страх, но державшая себя в руках, презрительно взглянула на руководителя съемочной группы:
— Да не трясись ты как осиновый лист. Еще не все потеряно.
Душман крикнул:
— Молчать!
К нему подошли еще двое.
Один из них, старший по возрасту и положению, осмотрел журналистов, остановив свой взгляд на женщине:
— Так вот вы какие, гости Абдула? Кто из вас главный? Впрочем, я и сам вижу.
Он подошел к Сергинскому:
— Я — Хадрияр. Кто ты?
— Я? Я это… старший съемочной группы. Понимаете, господин Хадрияр, мы не военные, мы не имели отношения к прошедшей войне, мы журналисты, на нас распространяется…
Хадрияр прервал Сергинского:
— Теперь на вас распространяются только мои приказы. И приказы моего начальника, яхши?
— Яхши! Яхши!
Хадрияр подошел к женщине: