Вокруг уже толпились гвардейцы, никто не собирался разгружать автомобиль, водитель бурчал; меня обступили, разглядывая как диковинку. Кто-то хлопал меня по плечу, кто-то почмокивал, кто-то таращился, распираемый от восхищения. «Театр, – подумал я. – Для этого надо было приговорить к яме, а потом привезти обратно».
– Да, тебе повезло, парень, – говорили мне. – Тебе очень повезло. Мы рады, что тебя не шлепнули.
– Спасибо, ребята. Я тоже рад, что вы рады, – отвечал я растроганно.
Правда, меня огорчало, что никто ни словом не обмолвился о Хоменко. Хотя бы так: «Да, командир был не совсем прав. Да, знаешь, погорячился…» А то будто меня просто помиловали, сделали скидку на убожество. Но и на том спасибо. Все мы здесь не долговечны, зачем торопить события?
Потом Кинах набухшим голосом скомандовал:
– Строиться!
Тускло поставил задачи и распустил.
– Раевский, зайди ко мне!
– Иду, – сказал я и вслед за Кинахом отправился в его апартаменты.
– Получай! – сказал он, войдя первым, и сделал шаг в сторону.
И будто яркий свет брызнул на меня. Бездонные, карие, распахнутые, влекущие, упоительные и, наконец, просто ослепительные… глаза Ленки. Она вскочила и в тот же миг повисла у меня на шее, прокричав в самое ухо:
– Володечка, боже мой, тебя хотели убить!
Она, конечно, тут же отпустила меня, но и этого было достаточно – я чувствовал себя незаконно осчастливленным.
– Девушка, вы меня компрометируете! – мрачно сказал Кинах и не нашел ничего лучшего, как закурить сигарету.
Лена не обратила на его слова внимания, и он молча вышел.
– Он – твой муж? – спросил я с чувством обиды и восхищения. Право, я тут же почувствовал, как повлажнели мои ресницы и скользкие реки потекли из глаз.
– Ты какой-то дурак! Он – мой двоюродный брат.
– Братик? – пожевал я успокоительное слово.
– Да, кретин.
– Почему – кретин?