– Молитва.
– Ах, да, конечно, я сразу не поняла. Так неожиданно и страшно… Они молятся перед боем, чтобы закалить свои сердца?
Я посмотрел на часы: стрелки показывали ровно шесть.
Через некоторое время снова появился сириец. Он знаками показал на выход.
На центральной улице, куда мы вышли, у пустующего постамента стоял Раззаев в окружении пяти-шести боевиков. Подойдя, мы поздоровались, обойдясь без рукопожатий.
– Как спали? – спросил Шамиль.
– Я чуть в ледышку не превратилась! – начала профессионально кокетничать Черныш.
– Надо было затопить печку, – усмехнулся он. – Мой заместитель Салман отведет вас к нашим гостям. Вы сможете поговорить и убедиться, что с ними все в порядке.
– Мне бы хотелось поговорить и с вами, Шамиль! – сообщила Ксения. – Это очень важно для меня.
– Хорошо. Но не сейчас.
Салман, плечистый парень, которого портила сутулость, одарил нас пустым взглядом, мотнул головой:
– Пошли!
– Сколько у вас всего заложников? – не теряя времени, спросила Ксения.
– Я не считал, – ответил наш провожатый таким тоном, после которого что-то еще спрашивать не хочется.
Он открыл калитку ближайшего дома, мы вошли во двор, затем поднялись по ступеням. В комнате сидели мужчины разных возрастов. Самому старому было, наверное, не менее шестидесяти, а молодому лет шестнадцать. При нашем появлении они настороженно поднялись.
Мы поздоровались и представились. Салман сел на освободившийся стул, достал сигареты. Я решил отдать инициативу моей новой спутнице. Впрочем, она этого даже не заметила. Московская школа.
– Представьтесь, пожалуйста, – блеснув улыбкой, обратилась она к бородатому старику в черном овчинном полушубке.
– Мамед Абдуразаков я, сторож автоколонны номер пятнадцать из Кизила.
– Ну, как вам тут?
– Ничего, ничего. К нам относятся хорошо, последним куском хлеба делятся. Мы не в обиде на этих людей.