Но они не упали в пропасть и не впилились в скалу, и через полтора часа безумной гонки помчались по заметенным снегом улицам Бештоя. Хрущевские пятиэтажки пялились на нее убогими застекленными балконами, и частные дома, как мусульманские женщины, были завернуты в паранджу заборов.
Машина свернула на широкий проспект, пролетела мимо огромной, подсвеченной снизу мечети, и через две минуты въехала по широкой дорожке в сквер. Над сквером горели четырехугольные фонари, и посереди его, под стеклянной крышей, стояло совершенно разрушенное здание.
Джамалудин вышел из джипа и помог выбраться Антуанетте. Пальцы его защелкнулись на ее запястье, как волчья пасть. Шубка укрывала Антуанетту до земли, но ей было холодно из-за босоножек.
Они пошли по тщательно вычищенной дорожке к развалинам под стеклянной крышей, и Антуанетта обратила внимание, что дорожку вычистили только что: ведь на ней почти не было снега, а между тем снегопад был все гуще и гуще, фонари расплывались в летящей косой пелене, и Антуанетта снова содрогнулась, вспомнив, как крутило джип на мокрой и свежей трассе.
Они вошли под стеклянную крышу, и Антуанетта увидела обвалившийся коридор и лестницу, которая вела к небу.
– Ты знаешь, что здесь было? – шевельнулся за плечом Джамалудин.
Антуанетте было очень холодно.
– Да. Террористы захватили роддом. Ты… был во главе ополчения. Ты вел переговоры с террористами и вынес десять детей…
– Восемь, – сказал Джамалудин.
– А?
– Их было восемь. Ваха сказал мне, что отдаст десять детей. Он отдал восемь и пришел вот сюда, в этот самый коридор, еще с двумя, и тут-то и был первый взрыв. Ваха стоял от меня в полутора метрах. Я вытащил пистолет и выстрелил.
– И… ты убил Ваху? – замирая, спросила Антуанетта.
– Нет. Я убил ребенка.
Джамалудин помолчал и добавил:
– Нас развернула взрывная волна, и моя пуля попала точно в грудничка. Ему снесло полчерепа.
Антуанетта смотрела на стены, изъеденные выстрелами, и на окно в середине стены. За окном шел снег, и мягко горели фары мощного джипа. Джип пищал из-за незакрытой дверцы, и на заднем его сиденье лежал дипломат с полутора миллионами долларов.
– Меня даже не ранило, – сказал Джамалудин, – пули летали, как пчелы на пасеке, а меня даже не ранило. Это было испытание, которое послал мне Аллах, и я провалил его.
Антуанетта зябко повела плечами. Как ни мало она знала о республике, Хрися все же говорил кое-что. И она знала, что человек, стоящий за ее спиной, выследил и убил всех, кто ушел тогда живым из роддома. Если он это называет проваленным экзаменом, то что же для него – пятерка?
– Когда я не знаю, что делать, я прихожу сюда и молюсь, – сказал Джамалудин, – потому что в этом месте живет Аллах.
Антуанетте казалось, что в этом месте живет только ужас и холод.
ebooksa