Не время для славы

22
18
20
22
24
26
28
30

Потом Ташов перешел речку по подвесному мосту. Мост скрипел и раскачивался под его ногами, и когда Ташов глядел вниз, он видел белые брызги и оголовки камней. Пена била так высоко, что залетала Ташову в лицо, и на сорокаметровом мосту, провешенном к покрытому ельником склону горы, огромный Ташов представлял из себя великолепную мишень.

Ташов без помех добрался до беседки на том концу мостика, и вскоре хозяин принес ему чай и варенье, а потом и лепешки. Ташов стал рвать лепешки руками и есть.

Вокруг была ранняя весна, птицы пели, заглушая рев водопада, и деревья разворачивали первые свои зеленые листочки. От беседки дороги не было, – эта часть ущелья была совершенно непролазной, но между покрытых новой зеленью кустов и густых лап ельника змеились какие-то тропки, скорее всего звериные, – волки должны были приходить в это место на водопой.

Беседка была забрана узорчатыми рейками, так что с нее открывался прекрасный вид на водопад, но с того берега было не видно, что делается в беседке.

Ташов ел лепешки и запивал их чаем, и он едва не пропустил момент, когда ветви ельника раздвинулись, – и через секунду на скамейку напротив скользнул Булавди Хаджиев. Зато он очень хорошо заметил блеск оптики из-за опустившихся ветвей. Булавди пришел не один, как и следовало ожидать.

За время, прошедшее с их последней встречи, Булавди облысел еще больше. Кожа на лбу свалялась в сухие складки, и даже густая черная борода не могла скрыть ввалившихся щек. Но руки Булавди, с крепкими длинными пальцами, были по-прежнему сильны, и взгляд его был как взгляд бродячей собаки – настороженный и жуткий одновременно. На Булавди был очень чистый, но ветхий камуфляж, и «стечкин» в расстегнутой кобуре. Автомат его был перекинут через плечо дулом вниз.

– Салам, Булавди, – сказал Ташов, – может, поедим сначала? Я взял курзе на двоих.

Булавди поколебался и взял лепешку, а через некоторое время налил себе чаю. Он ел быстро и аккуратно, но Ташов хорошо видел, что Хаджиев очень голоден. Осенью, говорят, его отряд жрал листики, – а зимой и листья пропали. Ташов не думал, что Булавди часто может покушать лепешку.

На другом конце мостика показался хозяин кафе, – с тарелкой шашлыка в одной руке и с новой порцией лепешек в другой, и Булавди напрягся, а потом расслабился, и когда хозяин вошел в беседку, спокойно ему кивнул. Хозяин чуть не сел на пол.

Булавди сделал знак рукой, и из-за ельника в беседку вошли двое ребят. Один был со снайперкой, другой с автоматом.

– Они пойдут с тобой на ту сторону, – сказал Ташов хозяину, – чтобы глупостей всяких не было.

Хозяин кивнул. Двое ушли по мостику за ним. Ущелье на том берегу было все так же пустынно, и «нива» Ташова скучала во дворе одна.

– Помнишь маленькую Айгюль, у которой была лейкемия? – спросил Ташов.

Булавди видимо удивился. Вряд ли он ожидал, что на этой встрече речь пойдет о его давно умершей племяннице.

– Когда она заболела, вы все сдали кровь для анализа, – продолжал Ташов. – Я не знаю, помнишь ты или нет, но когда чеченец болеет лейкемией, это много хуже, чем когда ей болеет русский или еврей. Потому что при лейкемии нужна пересадка костного мозга, а для этой пересадки нужен донор, а донора ищут в европейских банках данных. И так получается, что для русского легко найти соответствие, а для нас соответствий там нет. Единственная надежда, это если проверить всех родичей.

– Я помню, – сказал Булавди.

– Твоя кровь не подошла маленькой Айгюль, но она подходит Алихану, сыну Кирилла Водрова.

Черные глаза Булавди вонзились в Ташова.

– Это дело между мной, тобой и Кириллом, – продолжал Та-шов, – никто больше не будет в него замешан. Кирилл купил себе дом в Дубае, и он оформит его на твое имя. Он перевезет туда твою семью, и он положит на счет пять миллионов евро. Это достаточно, чтобы достойно жить, или чтобы заняться бизнесом. Если ты согласен, это лучше делать быстро, потому что ты видишь, что происходит в республике. Джамал никогда не трогал твою семью, но что будет, если завтра федералы застрелят твою мать и скажут, что она снайперша?

Басок Ташова звучал мягко, но невысказанная угроза повисла в воздухе: а что, если это будут не федералы, а Джамалудин, который возьмет твою семью в заложники и потребует сдаться?