Не время для славы

Христофор Мао вынул из бывшей при нем папки листок и лаконично сказал:

– Подписывай.

Кирилл пожал плечами и стал читать. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что он читает договор, согласно которому «Навалис» продает Российской Федерации акции «Навалис Авария» за двадцать три миллиона долларов.

– Это не имеет никакой юридической силы, – сообщил Кирилл Христофору Мао.

– Подписывай, – отозвался Мао.

– Сначала вы отпустите мою жену и детей. Всех, включая Алихана, – сказал Кирилл.

Вместо ответа Мао вынул из своей лакированной кобуры «стечкин», приставил его к затылку Шахида и выстрелил. Кровь и ошметки мозга брызнули в лицо Кириллу.

Время замерло.

Его постоянный охранник, двадцатидвухлетний парень, который был с ним весь последний год, который водил одной рукой его машину и подавал одной рукой ему пальто, который играл с Хас-Магомедом и учил Алихана стрелять, парень, который прошел Красный Склон и десятки спецопераций, – без звука повалился лицом на стол, даже не успев понять, что произошло, – и Хас-Магомеда, скованного с ним, бросило вперед. Глаза мальчика отчаянно заморгали, губы задергались, – но он не проронил ни слова, выпрямился и застыл, а Диана обреченно закрыла глаза.

Мао повернулся, и на этот раз ствол в его руке уперся в лоб Дианы.

– Подписывай, – повторил Мао. – Если ты не подпишешь через секунду, я нажму на курок.

Кирилл молча взял ручку и поставил свою подпись.

– Хорошо. Теперь это.

Перед Кириллом лег бланк протокола допроса, – совершенно пустой, если не считать двух абзацев, согласно которым Кириллу, оказывается, разъяснили его гражданские права и подписку о неразглашении.

Кирилл подписался и под протоколом.

– Хорошо. А теперь озвучь свои показания на камеру.

Генерал Шеболев улыбнулся безразличной улыбкой и поставил перед Кириллом пушистый узконаправленный микрофон.

Кирилл в ошеломлении уставился на пустой лист перед ним.

– Смелее, Кирилл Владимирович, ты же уже все подписал. Рассказывай, будь как дома.

Кирилл молчал. Шахид лежал с развороченным затылком, по столу тек темный ручей крови, и мир сузился до отверстия в пистолетном стволе, приставленном к голове его беременной жены. Ничто больше не имело значения. Ничто вообще не имело значения.