Кирилл открыл двери в сад и разжег огонь в камине, – он очень любил огонь, и камин был настоящий, не газовый, с черными мраморными боками и березовыми полешками, сложенными в аккуратную кучку у края персидского ковра.
Диана захлопотала еще пуще, видимо стесненная тем, что вместо глухой стены между кухней, где должны стряпать женщины, и гостиной, где должны беседовать мужчины – лишь прозрачное стекло с вырезанной в нем аркой, но Кирилл попросил ее поесть вместе с ним, и она в конце концов села на краешек стула, пододвинула тарелку и начала есть, робко, как птичка, хотя должна была быть очень голодна.
Диана с тревогой следила за выражением его лица, когда он положил в рот маленький белый комочек риса с креветкой наверху.
Жареные суши оказались вовсе даже не плохи.
Кирилл улыбнулся. Чеченка посмотрела на него и опустила глаза. Кирилл вдруг вспомнил, как два года назад они сидели втроем, в халяльном ресторанчике возле мечети, и как Диана смотрела на Ташова, а Ташов смотрел на нее. А Кирилл смотрел на Диану и думал, что никогда еще в жизни ни одна женщина не смотрела на него так, как Диана смотрела на Ташова, и что он отдал бы все, чтобы женщина смотрела так на него.
Теперь Диана смотрела на него, в его собственном доме, поверх дубового стола и сухих цветов, торчащих из напольной китайской вазы, а Ташов Алибаев остался далеко-далеко, за две тысячи километров, у трапа самолета, со «стечкиным» в кобуре и с пулей, всаженной им в спину брата Дианы, – но все равно это был не тот взгляд.
Черт возьми, на сколько он старше Ташова? На восемь лет? На девять? Половина друзей Кирилла гуляла с девочками куда младше Дианы.
– Спасибо, – сказала Диана. – Они… они еще никого не отпускали.
Они поели, и Диана понесла тарелки в кухню и принялась их там мыть. Руки ее так и летали в струях воды. Кирилл подошел сзади, и когда он положил руку на ее мокрые пальцы, ему показалось, что его шибануло током.
– Оставь, – сказал Кирилл, – домработница завтра вымоет.
Диана, казалось, окаменела. Громко плескала вода, и в зеркале над раковиной Кирилл видел ее застывшее лицо. «К черту! Ты же видишь – она тебя не любит. И в отличие от тренированных девочек из ночных клубов, даже не умеет это скрывать».
– Я не девушка, – сказала Диана.
Кирилл засмеялся, с облечением, молча обнял ее и зарылся лицом в черные волосы. В ноздри сразу ударил запах женщины, – сухой и немного пряный. Они были в Москве, а волосы и кожа ее по-прежнему пахли горами.
– Это было восемь лет назад, – я была еще маленькая. Я ехала с тетей из Шатоя, и нас подстрелили по дороге. Они сначала продержали нас в овраге, а потом отвезли нас к себе на базу. С нами был один старик, они убили его быстро, и с ним его жену. А нас они держали в комнате, и выводили по одной. Они выводили нас на два, три часа. Те, кто оставались в комнате, слышали, как кричала та, которую вывели. Одна из девочек умерла, потому что начальник распорол ей все внутри. Он был такой круглолицый, и всем приказывал называть его товарищ Ахилл. А потом один солдат выпустил нас. Отпер дверь и говорит: бегите, пока они пьяные. Они все время были пьяные.
Кирилл закрыл глаза. Шум воды и далекая музыка в гостиной исчезли, и голос женщины, певучий и очень тихий, казалось, звучал откуда-то сверху. Руки Кирилла по-прежнему обнимали Диану, и кожа ее казалось ледяной, наверное, из-за холодной воды.
– Алихан знает? – спросил Кирилл.
«
– Это поэтому Ташов отменил свадьбу?
Диана молча покачала головой.