Sамки

– У меня тоже есть, – понимающе кивнул Эдик.

– А мне и не надо, – хмыкнул Леха, – там монтировка у двери, как будто специально оставили.

К тому моменту, когда Беседа подкатил к салону с тремя полными канистрами бензина, два «Мерседеса» уже стояли на почтительном расстоянии от здания. Искореженная груда металлолома, в которой с трудом угадывались когда-то благородные очертания «Тойоты», одиноко чернела на фоне начинавшего светлеть горизонта.

Эдик вырвал из рук Джона сразу две канистры и бросился внутрь. Третью подхватил Колокольчик.

– А мало! Мало им! – вдруг взвизгнул Беседа. Схватил валявшуюся рядом уже ненужную биту и яростно начал колотить по несчастной японке.

– Уймись! – рявкнул Ученый. – Чай, машины-то проезжают.

Хотя кто остановится, кто попытается вмешаться? Боятся все, да и плевать – не их добро… Он пожал плечами, прикурил и, не закрывая крышку «Зиппо», дождался, когда Отвертка с Лехой выберутся наружу. Колокольчик был особенно азартен и последние капли бензина выливал тонкой струйкой, картинно и эффектно, как это делали герои американских боевиков.

– Готово!

– Тогда по машинам.

Он посмотрел, как тронулся с места Колокольчик, таща на тросе «мерс», как завел второй Отвертка, и кинул зажигалку. Снова, будто в кино, горящая змейка побежала внутрь здания. Беседа заскочил в «Галендваген», приоткрыл дверь, Ученый прыгнул рядом. Отъехали недалеко. Джон не мог отказать себе в удовольствии посмотреть, как полыхает стан врагов.

– Получше, чем в Новый год, – удовлетворенно заметил он.

* * *

Отмечать Новый год в Мытищах на старой Колокольчиковой квартире решили с таким расчетом, чтобы после полуночи выбраться на берег Яузы и там побеситься вдоволь. Погоду на ночь обещали самую что ни на есть праздничную – в меру холодную, ясную и безветренную. Самое время покуражиться, гонки на льду устроить. Эдик даже предлагал без телок обойтись. Но тут взбунтовался Леха. Новый год без телок? Эт-т-то что о нас люди подумают? В общем-то, ничего, наверно, не подумают, прикинул Ученый, а если подумают… Ну, да черт с ним, с девчонками веселей. Будут зрителями. И готовить, кстати, тоже им.

Разбитная Любашка, новая Колокольчикова пассия, – и где он только таких каждый раз откапывает? Все как на подбор, этакие русские красавицы. И непременно с длинными русыми косами и абсолютно незамутненными мыслью огромными голубыми глазами. Так вот, Любашка старательным детским почерком исписала три листка списком продуктов и вручила Беседе.

– Каждый раз, как в корзинку что положишь, галочку ставь напротив, – назидательно погрозила она пухлым пальчиком, – чтоб не перепутать.

Джон с ужасом посмотрел на список, но молча кивнул и влез в «бомбу».

Прошло два часа.

Стрелки медленно, но неуклонно приближались к полуночи. Небольшой – то, что в холодильнике с давних времен осталось, – запас Колокольчикова пойла подходил к концу. Беседы не было.

Телик уже с некоторым усилием выдавливал из себя традиционный бестселлер «С легким паром», новый – подарок Лехе от соратников – музыкальный комплекс натужно выдавал очередную порцию Круговых откровений.

Кроме телевизора и огромной двуспальной кровати с двумя вычурными абажурами по бокам, в комнате не было ничего. Когда-то здесь проживало все семейство Николиных. Но год назад Леха прикупил по дешевке в соседней Перловке вполне приличный деревянный домишко с обширным хорошо обработанным участком и поселил там почти спившуюся мамашу.

– Ей там веселей. Целыми днями в огороде копается, там воздух хороший, пить перестала, помолодела даже. К ней уже и мужики подъезжать стали. Серьезные. А я туда почти каждый день заезжаю, продукты привожу, дрова, между прочим, сам колю, – обиженно заявил Колокольчик, когда Перстень обругал его за выселение матери.