На первую дюжину потратили много времени, как обычно бывает в начале каждого нового дела, потом систему обкатали, наловчились, и процесс пошел значительно живее. Воры сотрудничали прямо-таки с чудовищной активностью, взаимодействие наладилось буквально в считаные часы, вскоре хлопцы в вольере знали всех членов следственной бригады в лицо и по имени и излучали в нашу сторону едва ли не физически ощутимый поток воровской приязни, надежды и веры в счастливый конец. Хе-хе… Нет, наверное, лучше так: в счастливое разрешение большущих проблем малым сроком за хранение и распространение.
И каких только ласковых слов мы ни наслушались в эти часы! Ребятушки, голубчики, вы уж побыстрее – я ж вас, соколы вы мои сизокрылые, с ног до головы озолочу – это от шестидесятилетнего вора, что с малолетки и всю жизнь общается исключительно на фене – молодым операм, об которых он еще вчера, не раздумывая, вытер бы ноги.
«Маски смерти» – да, это были враги. Люди в вольере прятали от них взгляды, опасливо жались к центру, стараясь держаться подальше от углов, рядом с которыми стояли эти нехорошие товарищи (от калитки бойцов убрали, тут был рабочий рубеж общения со следственной бригадой).
Когда лиходей Разуваев раз в час делал обход вокруг вольера, все дружно смолкали, опускали головы и смотрели в землю – не поверите, но некоторые, стоявшие близко к сетке, начинали дрожать.
Странно… Мерзавцы, душегубы, бандиты, не раз смотревшие в лицо смерти, которая стала непреложным атрибутом их ремесла…
Они все страстно хотели жить. Среди них не нашлось ни одного человека, который бы подошел к калитке и гордо заявил: «Да пошли вы всех на…, мусора… – нате, стреляйте, ни хрена вы от меня не получите!»
Ни одного. Все поголовно изрыгали массовую приязнь к следственной бригаде и наперебой рвались сотрудничать. Это было что-то вроде общего психоза, который я и обозвал по аналогии с известным явлением – стадионным синдромом.
Ладно, думаю, хватит вас утомлять живописанием составляющих «стадионного синдрома», это удел специалистов, а широкую публику в любом процесс в первую очередь интересует результат.
Результат.
Управились мы, вопреки опасениям вольерной аудитории, примерно за восемнадцать часов. Да, пахать пришлось не разгибаясь, без сна и отдыха. Ну так на то они и особые обстоятельства, чтобы выкладываться по полной: сейчас не воспользуешься – другого раза не будет.
Так… Про то, как загадили вольер, думаю, вам неинтересно, а все остальное в цифре выглядело следующим образом:
– около трех тысяч человек оформили по статьям за хранение и распространение, из них примерно 80 процентов (в которые вошли поголовно все, кто был в вольере) – по явке с повинной;
– изъяли почти полтонны героина и две с половиной тонны «травы» и прочей «дури».
Для скептиков: понятно, что людей можно набрать новых, а товар нетрудно подвезти. Но признайте, что в целом все это – большое, хорошо налаженное хозяйство, которое исправно функционировало не один год, принося колоссальную прибыль, и вдруг в одночасье накрылось одним известным местом. Для восстановления такого хозяйства понадобится масса времени, ресурсов и незаурядной личной отваги, а в связи с неизбежно грядущим Законом все это как минимум на ближайшие полгода просто утрачивает смысл.
Короче.
К полудню четвертого сентября наркодилерская сеть в столице нашей Родины была уничтожена.
Мы разобрали рогатки, помогли омоновцам собрать палатки и с триумфом убыли на базу…
В 16.45 меня растолкал Собакин и сказал, что нас приглашают на торжественное собрание.
Лег я в три пополудни с твердым намерением дрыхнуть ровно сутки кряду, при пробуждении первым делом ощутил, что выбитые зубы – это вовсе не сон, а трагическая явь, так что, сами понимаете, ожидаемого взрыва энтузиазма товарищ по борьбе со вселенским злом от меня не дождался. Более того, спросонок я почти дословно процитировал безвременно почившего Экипидора, пообещав вступить в интимные отношения не только с этим собранием, но и со всем, что имеет к нему хотя бы даже самое отдаленное отношение.
Заразная это штука – экипидорщина, пристает сразу и надолго.