Живой я или мертвый!?
А если умер, то почему в теле угнездилась боль, но не умиротворенная отрешенность плывущей в эфире души?
Не в силах совладать со своими страхами и сомнениями, я закричал, хотя, если честно, звук, который исторгла моя иссушенная жаждой глотка, больше напоминал стон дистрофика.
И появился свет!
Он хлынул, как тропический ливень, от него не было спасения – даже когда я закрыл глаза; он прорывался сквозь веки алым пламенем, и до сих пор сонная кровь вдруг вспыхнула, соприкоснувшись с испепеляющим жаром, и бурлящим потоком покатилась по жилам. И я неожиданно начал сознавать, что скорее жив, нежели мертв.
Живой!
Это была интересная и важная новость, но в заторможенном сознании она нашла весьма слабый отклик.
Я лишь снова открыл глаза, чтобы как следует осмотреться и решить, что делать дальше.
Я лежал на шкуре диковинного животного в окружении толпы пестро одетых желтокожих людей; едва наши взгляды встретились, они разразились восторженными криками.
Интересно, с какой стати? Может, это у них какой-то ритуал? У них? А кто я?
Я опустил глаза на свое неподвижное тело и удивился – оно оказалось белым!
Из одежды на мне были только плавки, потому я мог рассмотреть свое тело во всех подробностях и, нужно отметить, был слегка разочарован – моя бледная до синевы кожа не шла ни в какое сравнение с упругой оливковой кожей толпящихся вокруг меня юношей и девушек.
Раздраженный своей наготой, я схватил лежащий рядом кусок легкой ткани и укрылся. А затем попытался сесть.
Не скажу, что эта попытка принесла мне удовольствие.
Тело было чужим и немощным, а руки будто и вовсе пришили недавно, притом на живую нитку: едва я, опершись на локоть, начал приподниматься, как дремлющая боль кровожадно впилась в мышцы, заставив меня охнуть.
Прикусив до крови губу, чтобы сдержать рвущийся наружу крик, я все-таки с большим трудом принял сидячее положение. И посмотрел прямо в глаза присевшему передо мной на корточки древнему старцу с жиденькой седой бороденкой.
На нем была странная одежда, представляющей собой протертую до дыр ткань шафранового цвета, обмотанную вокруг туловища.
Глядя на меня, он удовлетворенно цокал языком, улыбался и кивал. – Кто ты? – спросил я.
Слова застревали в горле, и мне пришлось выталкивать их распухшим языком.
Старик что-то ответил, но я не понял.