Ликвидатор

– Исповедуйся, сын мой, и тебе полегчает… – Я отшвырнул уже ненужную ветошь.

Он рассказал все, что знал.

А знал он не много, но вполне достаточно, чтобы уяснить – в Питере на меня вышли, исследовав прошлые связи Мухи. Кирпич стоял в списке дружков моего пахана одним из первых.

Приказ они получили однозначный – уничтожить сначала меня, а потом Муху. Лучше, если сразу обоих.

Выглянув в окошко, где торчала винтовка, я убедился, что снайпер мог грохнуть и двоих: меня у двери подъезда, а Муху в комнате – отсюда она была видна как на ладони. – Ясно. Черт бы побрал нашу службу…

Я достал из кармана носовой платок и перевязал снайперу рану от финки, чтобы он не истек кровью, – мне очень не хотелось в нашей среде прослыть убийцей младенцев. А мой визави был еще молод, лишь два года назад закончил выступать в сборной страны по стрелковому спорту.

Скорее всего, ему просто надоело быть вечно на вторых ролях. Такое в спорте случается часто. Чемпионом может стать только один, и, заняв верхнюю ступеньку пьедестала, стрелки обычно своих позиций не сдают до спортивной старости – лет до сорока.

А у этого мальчика, похоже, взыграло самолюбие и страсть к опасным приключениям возобладала над здравым смыслом. Наверное, в спецучебке он был лучшим.

– Я сейчас должен тебя убить, – сообщил я ему, грустно улыбаясь. – И ты знаешь почему. Помолчи! Тебя и всех, кто идет по моему следу. Это наш закон. Свидетелей диверсантыликвидаторы не оставляют. Но ты родился под счастливой звездой. Мне надоело из-за чьей-то прихоти рвать глотки ближним. Может, ты сейчас меня и не поймешь, пацан. Но придет время, и из мусора в твоей голове произрастет понятие, что не все так просто и однозначно в этом иллюзорном мире. Вспомни тогда Волкодава – если тебе не сообщили мою кличку, считай, что я представился. И последнее – случись мне еще когда-либо встретиться с тобой на узкой дорожке по такому же поводу, считай, что ты покойник…

Настроение было отвратительным. Едва сдерживая вдруг проснувшееся бешенство, я изуродовал снайперскую винтовку до неузнаваемости; теперь она годилась разве что для сдачи в пункт вторсырья.

Ты уже старик, Волкодав… Ты уже старик… Сентиментальный ублюдок. А они тебя пожалели бы? Раскрывай карман пошире… Раскатал губу, болван.

И все же, все же…

Надоело! Моб твою ять – надоело!!! Ну почему, почему именно я должен заниматься этим дерьмом?!

Спустившись по лестнице вниз, я решительно вышел во двор. Если честно, то я просто завелся. Мне уже осточертело изображать робкую лань, спасающуюся от жестоких охотников.

К тому же вытащить Муху без осложнений – то есть незаметно – из западни, в которую превратилась наша квартира, не представлялось возможным. А значит, нужно было идти ва-банк.

Цыпа с собачкой все так же дефилировала по аллее, удаляясь от нашего подъезда не более чем на двадцать-тридцать метров. Иногда она садилась на скамейку и делала вид, что читает книгу.

Как ни смешно, но у девушки была особая миссия: если снайпер, паче чаяния, не уложит меня наповал, то она должна в общей суматохе прикончить "объект" любыми возможными средствами – от укола отравленной иглой до выстрела в лоб из дамского пистолета с глушителем. Это мне поведал незадачливый стрелок.

По его словам, эта молодая особа была опасна, как разъяренная кобра. Еще я узнал, что за домом ведет наблюдение и старший группы; последний член смертоносной компашки, водитель, коротал время неподалеку, за домами, в микроавтобусе, напичканном разнообразной аппаратурой для аудио и видеоразведки.

Командира ликвидаторов я так и не смог вычислить – ближе к вечеру между домами началось весьма интенсивное движение, а старший группы конечно же кое-что смыслил в методах наружного наблюдения.

Тогда, не мудрствуя лукаво, я направил свои стопы к даме с собачкой.