– Даже так… Он что, снизошел до разговора с тобой?
– Ну, не совсем… – Зосима почему-то засмущался. – Они вчера немного того… Ну, значит, выпили… крепко…
– Да не мямли, говори как есть! Кто это – "они"?
– Пал Палыч и Лев Борисович.
– Понял. Итак, вчера – видимо вечером – эти два достойных господина устроили мальчишник. Верно?
– Я об этом и говорю.
– И пригласили тебя составить им компанию.
– Что ты! – испуганно отмахнулся Зосима. – Такие большие люди…
– Это ты в точку…
Лев Борисович, как и квартирант моего приятеля, тоже не страдал недостатком веса. Он был на голову выше Пап Палыча и не менее чем на двадцать килограмм тяжелее.
– Ну, и что дальше? – Я видел, что Зосима просто не решается сказать мне нечто важное, и, скорее всего, очень неприятное.
– Они закрылись на половине Пал Палыча… – Зосима замялся, не отваживаясь разгласить свою постыдную – с его точки зрения – тайну.
Догадка лежала, что называется, на поверхности.
– И ты нечаянно услышал их разговор. Ну совершенно нечаянно. – Я едва не рассмеялся вслух, наблюдая за виноватой физиономией своего приятеля.
– Дык, это, они разговаривали шибко громко…
– Само собой… – Я сокрушенно покачал головой. – Что творится в нашем милом патриархальном захолустье?
Уточню – с некоторых пор. С неба валятся аэропланы, по лесу бегают умалишенные, в воздухе роится какаято заковыристая инфекция, доктора все окрестности хлоркой и еще черт знает чем засыпали, за околицей спецназ, по ночам под окнами шастают – подглядывают, – я выразительно посмотрел на Каролину, – а коекто, пренебрегая демократической моралью, подслушивает пьяный треп. Куда мы катимся? – Я сурово посмотрел на сникшего Зосиму.
– Так получилось, – сказал он упавшим голосом.
– Не суди сам, и не судим будешь, – сказал я назидательно. – Считай, что я твой грех отпустил. А теперь выкладывай, о чем они болтали. И без всяких там лирических отступлений.
– Лев Борисович сказал… – Зосима понизил голос до шепота. – Сказал, что тот мужчина, которого нашли Коськины, заражен сибирской язвой.