– Отлипни, Скок! – в голосе Чагиря прозвучали металлические нотки. – У меня все просчитано. В нужном месте будем вовремя, не ерошись. А тебе отвечу, – обернулся он к егерю. – Да, я готов за кореша жизнь положить.
– Ложь! – Егор спокойно выдержал тяжелый взгляд пахана. – Ты и в этом побеге со спокойной душой подставил своих товарищей под пули, лишь бы уйти самому. Да, верно, ты все просчитал как нужно. В этом у меня сомнений нет.
– И в этом побеге? – Чагирь нахмурился и пристально всмотрелся в лицо Егора. – Что ты имеешь ввиду?
– Вспомни Малеванного, которого ты зарезал как свинью. А он надеялся… на твою дружескую помощь.
Вспомни!
Чагирь на миг оцепенел. На его лице, желтовато-бледном от долгого сидения за колючей проволокой, появился лихорадочный румянец, а в глазах замельтешило удивление вперемешку со страхом – будто перед ним появился сам Малеванный; и не призрак, а во плоти. Но ступор продолжался недолго. Судорожно сглотнув, будто пытаясь протолкнуть застрявший в горле ком, он заорал:
– Заткнись, мать твою! Скок! Порви ему пасть! Нарежь из него полос и кишки выпусти. Да поспеши – нам и впрямь пора.
– О чем идет базар? – Скок насторожился и недобро зыркнул на пахана. – Ну-ка, Сатана, повтори, что ты там трепался про Малеванного.
– Я тебе сказал – кончай его! Или ты глухой? – Чагирь встал.
Теперь он уже не отрывал глаз от Егора. Следопыт тоже глядел на него – с нескрываемой ненавистью. И пахан наконец узнал его.
– Ты-ы!? – Чагирь даже задохнулся на миг. – Так это ты!?
– А кто же еще. И знаешь, я сейчас жалею только об одном – что не раздавил тебя тогда, как гниду. Ты убил моих родителей, сволочь! Ты прикончил и пахана Малеванного – чтобы он не был тебе обузой. Интересно, известно ли об этом твоим "корешам" в зоне?
– Дай! – почерневший от бешенства Чагирь вырвал из рук Скока финку. – Да, убил! Я сделал с них рубленые котлеты… крха-крха… – Он хрипло хохотнул – словно ворон прокаркал. – Понял! Я! А ты меня упрятал в зону, щенок. Так что мы теперь квиты. Но между нами есть одна разница: ты сейчас подохнешь, а я буду жить. Долго буду жить!
Пахан подскочил к Егору и ударил его финкой. Вернее, попытался ударить – с виду медлительный и хромой Скок молниеносно бросился ему наперерез и отшвырнул Чагиря в сторону с такой легкостью, будто это был соломенный куль.
– А ну погодь… – тихо произнес Скок, напряженно глядя на Чагиря. – Не пори горячку. Дай послушать фраерка. – Он повернулся к Егору: – Начинай, Сатана, звони все, что знаешь о Малеванном.
– Что ты хочешь услышать? – Егерь перевел дух и попытался собраться – как ни готовься к смерти, но когда до нее рукой подать, редко кто может оставаться абсолютно спокойным.
– Я хочу послушать как помер мой брат Спиридон.
– Хочешь сказать, что Малеванный – твой?.. – Такого поворота Егор не ожидал, а потому опешил.
– Да. Старшой. Говори все, как на исповеди. Скажешь правду – умрешь легкой смертью. Солжешь – на кусочки изрежу, будешь сутки сдыхать в страшных муках. Понял, нет? – Скок, ощерившийся, будто взбесившийся пес, был страшен, словно сам нечистый.
Егор посмотрел на Чагиря, который стоял чуть поодаль и пожирал глазами следопыта, затем перевел взгляд на Скока и, утвердительно кивнув, вкратце рассказал о событиях 1948 года.