Подобное мог провернуть только опытный "медвежатник". Есть такие в городе? Вроде не наблюдалось, он бы знал об этом. Гарик лепит горбатого? Чепуха! За какие-то пятьдесят косых он не станет копать себе могилу. И наконец пожар… Что все это значит?
С такими мыслями Базуль и лег спать, выгнав пинками под зад малолетнюю содержанку, которую лично выкупил еще не тронутой, когда ей было двенадцать лет, за штуку "зеленью" у мамаши-бомжихи. Девочка так и жила в одной из многочисленных комнат его лесного коттеджа, от нечего делать помогая шеф-повару.
Старый вор ее не обижал, кормил сытно и одевал во все самое лучшее. Иногда ему даже казалось, что он к ней испытывает почти родственные чувства – эдакую смесь извращенной эротики и дедовского благодушия.
На удивление, спал он достаточно крепко. Проснулся только раз – из-за собачьего гвалта. Вольеры с боевыми псами располагались далеко от здания, чтобы ни они не тревожили лаем обитателей коттеджа, ни их не злили своим присутствием охранники и посетители – из-за этого псы распыляли злобу и боевой пыл, что сказывалось на их боевых качествах. По той же причине у вольер была открыта только одна сторона, забранная прочной сеткой – это чтобы собаки не видели друг друга. Не стал Базуль заводить и вольно бегающих сторожевых псов, иначе собачьи концерты не прекращались бы ни ночью, ни днем, а он любил тишину. "Положенец" считал, что для охраны коттеджа вполне хватит десяти хорошо вооруженных "быков" и современной сигнализации.
Проснувшись, Базуль полюбовался из окна малиновым солнечным восходом и с удовольствием выпил большую чашку кофе, хотя этот напиток особо и не праздновал. Старый вор больше любил чифирь, но с некоторых пор начал постепенно уменьшать дозы заварки – все чаще стало напоминать о треволнениях прожитых лет изношенное сердце и поджелудочная железа. Врачи, которые теперь пользовали Базуля каждую неделю – больше для профилактики, чем по необходимости – в один голос твердили о вредности больших крепко заваренного чая для его здоровья. Он снисходительно посмеивался, но советом эскулапов пренебречь не рискнул.
Когда "положенец" приканчивал восхитительные румяные тосты, где-то на первом этаже послышался шум, а затем кто-то начал орать дурным голосом.
"Наезд… – похолодел Базуль. – Но почему нет стрельбы? Неужто менты?! Уходить! Надо уходить!" Он выскочил из-за стола с далеко не старческой прытью и бросился к личному лифту, чтобы спуститься в подвал, к тайному ходу. Все его недавние страхи в один миг превратились в настоящую панику, напрочь отбив способность здраво мыслить.
Но тут раздался осторожный стук в дверь и послышался голос секретаря-референта:
– Федор Лукич! Разрешите…
"Шатоха продался! – мелькнула страшная мысль. – Все, падло, кранты тебе, интеллигент недорезанный…" – Базуль быстро достал из футляра свою любимую "беретту" и загнал патрон в ствол.
– Входи… – "Положенец" спрятался за шкафом и взял дверь на прицел.
Шатоха, увидев черный зрачок пистолетного дула, глядящий прямо ему в лоб, стал белым, как мел.
– Кто там с тобой? – глухо спросил Базуль, страшным усилием воли придержав палец на спусковом крючке.
– Один я… н-никого… – заикаясь, растерянно промямлил секретарь-референт.
– А кто шумел?
– Тренер… Это он…
– Что ему нужно… в такую рань? – уже спокойней спросил Базуль, опуская пистолет.
Но на предохранитель не поставил, настороженно смотрел за спину Шатохи.
– Там что-то случилось с собаками…
– Чего-о?! – Базуль ощерил рот в зверином оскале. – Посторонись… бля…