Пикирующий глиссер

22
18
20
22
24
26
28
30

Через минуту в холле появились двое филеров, вооруженных ударно-травматическими пистолетами, какие имеют право носить не только сотрудники охранных агентств, но и простые обыватели.

Гильядов жестом приказал вошедшим следовать за ним. В соседней комнате он обнаружил еще двоих, которых с ходу охарактеризовал как «технических спецов». Один сидел за столом, с увлечением глядя на экран ноутбука, другой перебирал в раскрытой дорожной сумке какие-то электронные приборы.

– Сидеть смирно, руки за голову, – прошипел Салман. – Одно движение – и пуля в голове.

«Спецы» с отчаянными и непонимающими лицами, не дожидаясь повторного приказа, выполнили команду.

– Наденьте на них наручники, – приказал Гильядов. У обоих филеров с собой были пластиковые петли эластичных наручников. «Топтуны» проворно завернули «спецам» руки за спину и затянули на их запястьях петли.

– Где стряпчий? – задал очередной вопрос Салман.

– На втором этаже вискарь жрет, – не поворачивая головы, буркнул один из технарей.

– Сидеть смирно, если что, распустим на лоскуты, – выходя из комнаты, с угрозой проговорил Гильядов. Удав двинулся следом, филеры остались в комнате.

Широкая деревянная лестница была старой и рассохшейся, и даже при легком нажатии доски неприятно скрипели, но громко работающий телевизор надежно скрывал выдающий боевиков скрип ступеней.

Весь второй этаж был одной комнатой, отделанной под охотничий зал, с увешанными волчьими шкурами стенами, небольшим камином, выложенным из камня-«дикаря», но огонь в его очаге был искусственным, от природного газа.

Генрих Зинкевич сидел в глубоком кресле, устланном шкурой уссурийского тигра, спиной к лестнице, потягивая из стакана дорогой скотч и пялясь в суперплоский экран, на котором развивалось действие крутой порнухи.

– Маленькие шалости больших людей, – приблизившись к креслу, шутливо проговорил Салман, упирая глушитель в затылок хозяин дома.

– Что, что такое? – как ошпаренный, задергался Зинкевич. Узнав в лице незваного гостя помощника Магамеда Кимбаева, с облегчением выдохнул: – А, это ты. Какие-то проблемы? Что за срочность?

Чеченец сразу уловил фальшь в голосе адвоката, тот был явно смертельно напуган и держался лишь на профессиональной выдержке.

– А чего это ты отсиживаешься в этой дыре, а не живешь в своем пентхаусе? – глумливо спросил чеченец, не убирая пистолета от головы сидящего.

– В последние дни навалилось много работы, вот, разрулил дела и решил перевести дух, – неуверенно пробормотал Зинкевич и, поднеся стакан к пересохшему рту, сделал большой глоток. Он сильно боялся, пальцы дрожали так, что даже сквозь грохот телевизора было слышно, как зубы стучат о стекло.

– А вот мне кажется, ты, Генрих Францевич, боишься, что тебя накажут за крысятничество.

– Какое крысятничество? – Зинкевич буквально взвился в кресле.

– Да, ты прав, никакого крысятничества пока не произошло, – крепкая рука опустилась на плечо адвоката и вернула его обратно в кресло. – Пока тебе можно предъявить только любопытство. Но, как известно, любопытство кошку сгубило.

– Какое любопытство, что ты мне шьешь? – взвизгнул юрист.