Земля войны

Арзо спустился к самой воде и прошел мимо танка. Километра через три он взобрался чуть выше автомобильной трассы и оказался на старой дороге, которую когда-то прокладывали под пулями солдаты Паскевича. Дорога кое-где была в полметра шириной, а кое-где и совсем осыпалась, превратившись в козью тропу между скалами.

Арзо шел по дороге до трех часов ночи, а потом бросил ее и стал карабкаться вверх. К этому времени дорога зашла глубоко в лес. Корявые дубки сменились высокими тополями, и Арзо по щиколотку проваливался в жирный перегной листьев.

Несколько раз Арзо падал и терял сознание, но всегда это было ненадолго, потому что очнувшись, Арзо видел над собой все те же звезды, и ковш Большой Медведицы указывал ему направление к родному селу.

Он больше не помнил, как его зовут и куда он идет. Он шел в ночной темноте, но глаза его видели каждый листок на дереве и каждую крапину лишайника на серой скале. Листья пылали синим, а лишайники – оранжевым, и Арзо видел, что он идет не по горам, а по колышущемуся волшебному ковру.

С деревьев, под которыми он шел, свисали волшебные, фантастические плоды, фосфоресцирующие яблоки величиной с голову ребенка, и под кустами были развешаны золотые колокольчики. Колокольчики звенели, раскачиваясь на ветру, и под их звон на облитом лунной глазурью хребте танцевали девушки в прозрачных одеждах. Арзо понял, что он попал в рай, и что рай действительно красивей, чем белый водопад и изумрудное озеро.

Он хотел сорвать один из плодов, чтобы утолить жажду, но плод в его руке превратился в колючую шишку.

Арзо бросил шишку и пошел дальше.

Потом лес кончился, и Арзо опять оказался на скалах. Скалы шевелились под его ногами, их бока вздымались и опадали, как будто земля была гигантским китом, мерно дышащим в небесном океане, и когда Арзо поднял глаза к звездам, он увидел, что звезды спустились ему навстречу. Они были крупные, как гильзы от станкового пулемета, а луна сняла с себя серебряный пояс и протянула конец этого пояса Арзо.

Арзо шел, радостно улыбаясь, а когда у него подогнулись ноги, он упал на колени и пополз, прижимаясь к теплой шуршащей скале.

Было уже шесть утра, когда Арзо поднялся на самую вершину хребта и увидел землю Чечни. Красное новорожденное солнце вставало со своего шелкового ложа, из взбитых подушек облаков и гор, и во все стороны от него разбегались лучи, переполняя долины и скалы феерическим цветом. Душу Арзо заливал такой же ослепительный свет, и Арзо было трудно понять, где кончается солнце и начинается его душа.

Зрение Арзо обострилось настолько, что он видел все до мельчайшей детали; он видел змейку, неторопливо ползующую по крапчатой скале в двух километрах вниз по ущелью, и капли росы на серебристых кронах деревьев. Он видел красные вьюнки вдоль пыльной белой дороги и двух короткохвостых овчарок возле далекой отары. Он видел это не только снаружи, но и изнутри. Он был и каплей росы, и змейкой, радующейся наступлению нового дня, и трехлетним кобелем, которого хозяин сегодня утром накормил сытной болтанкой, он был скалой под лапами кобеля и небом над этой скалой. Тонкая грань между Арзо и окружающим его миром, грань, называвшаяся кожей, исчезла, и Арзо с некоторым недоумением глядел сверху на однорукую фигурку в заляпанном кровью камуфляже, которая, спотыкаясь, брела по самой вершине белого остроносого хребта.

Арзо опустился на колени и стал делать намаз.

Ему удалось сказать один ракат, но когда он попытался встать, силы оставили его, и он упал на жесткие скалы, сжимая в правой, неповрежденной руке автомат. Он перекатился, чтобы снова увидеть Чечню, и солнце ударило ему прямо в глаза, протягивая подвесной мост лучей к победившему смерть шахиду. Арзо выбрался из грязной поношенной кожуры тела, как бабочка выбирается из кокона, и пошел вверх к подвесному мосту.

Он уже взялся за перила, когда чья-то нога наступила ему на запястье, прижав пальцы к камням вместе с автоматом. Арзо не стал сопротивляться, потому что тело осталось далеко от него, и оружие больше не было ему нужным.

Его перевернули на спину, и солнечный мост исчез, сменившись ослепительной пустотой неба, и в этой голубой пустоте над ним стоял Джамалудин. «Калашников» в руках аварца упирался ему в грудь.

– Те, кто полез с тобой в пещеры, мертвы, – сказал Джамалудин, – твой отряд сидит в Куршах, как мышь в трехлитровой банке. Ты пришел на мою землю с оружием, но ты спас мне жизнь. Поклянись, что ты перейдешь на сторону федералов, и я скажу им, что ты сдался сам.

Но Арзо не слышал его слов. Их заглушала удивительная музыка, которую издавали, сплетаясь между собой, нити солнечного моста, и люди Джамалудина были не одни на этой скале. Между уставших бойцов к Арзо шли полупрозрачные девушки в развевающихся одеждах. Одна из них наклонилась над чеченцем, чтобы поцеловать его, и по мере того, как ее лицо наливалось красотой и жизнью, лица людей в камуфляже таяли в синей вышине.

Арзо Хаджиев очнулся спустя две недели в Москве, в госпитале им. Бурденко. У аппарата искусственного дыхания дежурила парочка угрюмых кяфиров с автоматами и майор «Альфы». Арзо с некоторым удивлением узнал, что его брат и три сотни запертых в Куршах моджахедов перешли на сторону русских под гарантию Джамалудина Кемирова, который поклялся, что Арзо сдался его людям и попросил поменять его жизнь на жизнь брата.

Арзо Хаджиев хорошо понимал, почему его бойцы избегли участи, постигшей их братьев три года назад, и что именно двигало Джамалудином, кроме воспоминаний о старой боевой дружбе. Спустя два месяца после перехода Арзо к федералам его пятнадцатилетняя красавица-дочь вышла замуж за Джамалудина Кемирова. Свадьбу отпраздновали очень тихо. От выкупа за невесту Арзо отказался.

Глава шестая,