– Хочешь сдаться?
– Я хочу умереть на пути Аллаха.
Кирилл сжал трубку так, что пластик чуть не треснул, помолчал и спросил:
– Послушай, Ахмед, а что ты там мне впаривал насчет большого джихада?
– Это дозволено – лгать неверным, – раздался в трубке спокойный, доброжелательный голос, – и предписано убивать их, чтобы земля войны стала землей ислама.
Кирилл почувствовал, как глухое бешенство закипает в нем. Больше всего он ругал последними словами себя. Какого черта! Этот парень в двадцать семь лет стал духовным главой целого села, и Кирилл в самом деле поверил, что он проповедовал им, что ислам – это свобода?
– А чего ты тогда меня не убил? – спросил Кирилл, – ты три часа ехал со мной в машине.
– С тобой был мусульманин, – ответила трубка, – хороший человек, мы им все восхищаемся. К тому же его не так просто убить.
Глава МВД наблюдал за москвичом с вежливым любопытством. Кирилл выключил телефон и вытер пот со лба.
Он сидел в машине еще час, наблюдая за штурмом. Когда все кончилось, Кирилл подошел к гаишникам в оцеплении. Он долго всматривался в их лица, а потом окликнул одного:
– Ты ногаец?
Гаишник кивнул. Он был плосколицый и черноглазый, удивительно толстый в разгрузке, навороченной поверх бронежилета.
– И что скажешь? – спросил Кирилл.
Гаишник помялся, переступил с ноги на ногу и спросил:
– Товарищ проверяющий, а нам не выдадут новые ботинки? Всю зиму в летней обуви проходили, вон, носки отвалились.
А такая история, почитай, каждую неделю, по восемь часов стоишь, а то и по двадцать.
Кирилл глянул на ботинки и увидел, что, точно, они совсем развалились.
Спустя три часа Кирилл приехал в Бештой.
Ташов отвез его домой к Кемировым. Та к уж получилось, что за трапезой собрались все мужчины семьи, и Кирилла посадили между еще двумя Кемировыми: Магомед-Расулом и Магомед-Гусейном. Кирилл раньше никогда их не видел, разве что слыхал, что Магомед-Гусейн – неплохой инженер.
Еда была только местная: сваренные, а потом поджаренные кукурузные лепешки с начинкой из крапивы (они назывались курзе), чуду с картошкой, мясо и, конечно, хинкал. Кирилл, и без того подавленный историей с Ахмедом, не мог не заметить гнетущей атмосферы за столом. Разговор то и дело переходил на аварский, чего обычно себе при Кирилле не позволяли. Ташов по-прежнему ничего не ел.
ebooksa