Больничный коридор, в котором оказался Углов, пах свежим ремонтом и смертью. Между широких окон были расставлены удобные диваны, на стене висели детские рисунки. Заур Кемиров сел на один из диванов и закрыл глаза, и первый вице-премьер понял, что этот человек просидит в больнице все время, пока давший на него показания мент будет в операционной.
Вице-премьер пожал плечами и подошел к окну.
С этой стороны окно выходило не на улицу, по которой они приехали, а на площадь, замощенную серой квадратной плиткой. Площадь была отделена от горбольницы низенькой оградкой, и на этой оградке почему-то была привязана куча ленточек. Вдоль площади, несмотря на то, что было еще светло, горели газовые фонари на высоких ножках. Они горели, как вечный огонь, днем и ночью. Их был сто семьдесят четыре, по количеству погибших на этом месте четыре года назад.
От разрушенного роддома ничего не сохранилось, кроме развалин флигеля в дальнем углу площади. Эти развалины были накрыты стеклянной крышей, и сразу за ними стояла небольшая мечеть, с минаретом, похожим на баллистическую ракету на стартовом столе. Под крышей лежали венки, которые Углов и мэр Бештоя возложили несколько часов назад, и подполковник Азямов уже строил по периметру оцепление, вытесняя за фонари небольшую – человек в пятьдесят – толпу.
Первый вице-премьер некоторое время смотрел на фонари и на крышу, и она показалась ему неплохим архитектурным решением. Потом он подошел к Зауру, сел рядом, передал ему рацию и сказал:
– Вызови брата.
– Зачем?
– Он младший брат. Он сделает все, что ты потребуешь. Даже если это будет памятник Лисаневичу. Гд е он, кстати, его откопал?
– На свалке, – ответил Заур, – у нас промышленная свалка есть, в пяти километрах, в ущелье. Когда они сняли памятник, они притащили его себе на базу, но там люди Джамала стали по нему стрелять. Джамалу это не понравилось, и он просто приказал его выкинуть. А вчера ночью они его откопали. Пять метров прокопали. Среди гнилья и отбросов.
– Кто копал? – невольно спросил Углов, – рабочие?
– Нет. Джамал и его люди. Всю ночь рылись.
Углов сглотнул. Он представил себе, что чувствовали несколько десятков вооруженных аварцев, откапывая среди прокисшего железа памятник покорителю Кавказа. Похоже, сейчас Джамалудин требовал за ночные раскопки по царскому тарифу. Если бы Углов знал, какова будет цена, он вряд ли бы так настаивал на этом чертовом Лисаневиче.
В эту секунду дверь операционной распахнулась, и на пороге ее показался главный хирург первой городской больницы Джабраил Алиев.
Заур резко обернулся к нему, и остатки краски сбежали с его лица.
– Что с Шапи? – резко спросил вице-премьер. – Он нам нужен. Срочно.
Алиев, не обращая никакого внимания на русского, несколько секунд смотрел Зауру в глаза, а потом опустил голову и сказал:
– Он умер, Заур Ахмедович. Он… умер еще до того, как попал в больницу.
– Это не может быть, – закричал Заур, – я… говорил с ним… только что!
– У него не было шансов, Заур Ахмедович. У него… дыра в животе…
Заур посерел еще больше, и почему-то шепотом спросил:
ebooksa