– Говори, собака, сколько ты делал снимков для Бондарева и где негативы?
– Четыре... – еле шевелил разбитыми в лохмотья губами Измайлов. – Моряки нашли надписи в пещере... Потом еще... Негативы в кладовке...
– Хватит, Асланбек! – Аль-Шахри торопился. По-русски – подчищал дерьмо и за собой, и за Асланбеком Давкаевым. Месяц назад нужно было идти от одного адреса к другому, от местожительства каперанга Бондарева до жилища Зии Измайлова. Торжественный спуск дерьма на воду пришелся на момент прибытия в эти края друга начальника разведки.
Джавгар пренебрег белоснежными туфлями и с разворота ударил журналиста в голову, потом еще раз. Он бил очень сильно, наверное, сломал хозяину дома челюсть. И завелся, брызжа слюной:
– Вот так его, вот так...
Таким способом он мог бы убить и истощавшего русского пленника, которого таскали, как мешок с картошкой, из одного места в другое. Не так давно один русский сломался и все рассказал о расположении своей воинской части и ее внутреннем распорядке. Две пехотные мины «МОН-90» – и здание КПП забросало кусками десятка солдат.
А этот стервец оказался крепким орешком, решил провести, рисуя на стенах кошачьи лапы, хвосты и цифры.
Джавгар зажег в зале свечку, включил на кухне газ, закрыл все окна, и они с товарищем покинули квартиру покойного журналиста.
Пленника поместили в катакомбы под Дербентом, где заблудился бы, наверное, самый опытный спелеолог. Больше похожий на узника Освенцима, он сидел на каменном полу, руки приподняты так, что к ним практически нет доступа крови, и прикованы стальными кандалами к стене. Стережет его десяток бородачей, они искренне удивляются, как этот сосунок, которому едва исполнилось двадцать пять, терпит невыносимую боль в руках? И ведь не один день провел он в похожих подвалах, не один месяц. Хочет умереть мученической смертью?.. А пока еле слышно насвистывает через выбитые зубы: «Крестик-нолик – сутки прочь...» А в уголках глаз блестят слезы...
– Ну ты чего рассвистелся! Заткнись!
Когда не оставалось сил и голова падала на грудь, растрескавшиеся губы бредившего пленника еле слышно шептали:
– Пантера... на связи. Ответьте... прием.
Корабельные склянки отдались в ушах Марковцева набатом. Он снова опоздал. Вернее, его опередили, но есть ли разница?
– Когда произошел пожар? – И махнул рукой. Скомкав в сильных пальцах черный берет, тут же, приходя в себя, бережно расправил его на коленях.
3
К Марковцеву на улице подошел высокий, стильно одетый мужчина лет тридцати пяти. Широкоскулый, с аккуратно подстриженной бородкой, в национальной дагестанской папахе. Обычно такие в одиночку не ходят, мгновенно определился Марк, отыскивая рядом кряжистых молодчиков. И не ошибся, увидев скучающих в тени полуразрушенной мечети двух джигитов, перебирающих модные широкие кожаные четки. Эти двое оказались местными – горбоносые, с широкими и длинными бровями, с которыми можно ходить в проливной ливень и не замочить галош.
Рядом с собеседником Марковцев выглядел туристом, рискнувшим взглянуть на местные достопримечательности. Модная короткая прическа, обветренная в загородном центре «Луганск» физиономия, короткие рукава рубашки открывают на обозрение мускулистые руки, которыми он порой вколачивал дисциплину в курсантов третьей учебной роты.
– Ты ищешь, кто и почему рассчитался с Бондаревым? – на довольно чистом русском спросил уроженец египетского города Махаллы, которого контрразведка причисляла к кадровым сотрудникам национальной спецслужбы Саудовской Аравии. Джавгара Аль-Шахри Марк без труда узнал по фотографии, которые рассматривал в ведомстве Александра Мещерякова. – Твой дружок поплатился за связь с дагестанской женщиной. Так что иди своей дорогой. Ты все узнал.
– Кроме одного, – спокойно заметил ему Сергей. – Ты кто такой?
Джавгар цокнул языком, показывая редкие желтоватые зубы.