Полковник ухмыльнулся, отвечая:
– Тебе, Донцов, что, сейчас советские времена? Тогда к этому объекту за километр бы никого не подпустили. Теперь из партийных бонз там один Старик и остался. В остальных поместьях либо наследники, либо «новые русские», скупившие престижные участки. Поэтому и нет милиции. Каждый предпочитает держать свою собственную охрану. И ГАИ кормят, а то и пост бы давно сняли.
– В особняке Старика есть автономное электрическое питание?
– Это мне неизвестно, – ответил Афонин.
Донцов отошел к окну, выключил диктофон и положил его в карман.
Это означало, что разговор закончен.
Полковник напрягся.
– Капитан, – обратился он к Донцову. – Капитан! Я могу помочь тебе завалить Старика и исчезнуть! А, Донцов? Не убивай! А хочешь, тебе служить буду, я много могу пользы принести!
Паша с презрением сплюнул на пол, отошел к двери.
Донцов же словно застыл у окна.
Этим и пытался воспользоваться Полковник:
– Капитан, пощади! Хочешь денег? Скажи, сколько, только оставь жизнь! Все возьми, не убивай! Не хочу умирать! Не хочу...
Донцов повернулся, приказал:
– Заткнись!
Афонин замолчал.
На его глазах выступили слезы, на лбу крупные капли пота. Они, смешиваясь с кровью, розовыми дорожками стекали на грудь предателя.
Донцов неожиданно спросил:
– Где кассеты, на которых ты заснял Касьянова, заставив его выстрелить в Соболева?
– Что?.. Кассеты? А! Ах да... кассеты...
Капитан предупредил и пообещал: