К тому моменту радения были в самом разгаре, свет, понятно, еще не гасили, и, когда медведеподобный Егорка за волосы повлек верещавшую бабенку на выход, сперва никто ничего и не понял. Но уже у самого выхода младший Свищов допустил оплошность: вызверившись, смазал свою добычу по уху кулаком, сопроводив сие действо словами: «Креста на тебе нет, курва! Попомнишь теперь…» – чем и выдал себя с головой.
А после началось побоище.
Несмотря на звериную свою силу, братья в этой схватке были обречены. Хлысты взяли числом. Егорку растерзали насмерть, старшему брату выбили глаз. Да и его б уходили до смерти, не ввяжись в схватку Иван Дормидонтович вместе с кучером. Втроем кое-как отбились.
Удивительно, однако первоначальный замысел все же удался: неожиданно помог сам полицейский чиновник. Ему бы отсидеться, подождать, когда все закончится. Но, видно, со страху потерял осмотрительность. Когда толпа вылилась из молельного дома, чиновник выскользнул вместе со всеми. Драться, само собою, не стал – скинул белую хламиду, да и припустил прочь вдоль по стеночке. Но хламиду он сбросил напрасно, потому что под нею был надет форменный полицейский сюртук!
Его-то и зацепил взглядом управляющий. Кивнул кучеру – бери!.. Тот выдернул человечка, зашвырнул в коляску, где уже сидели Иван Дормидонтович и старший Свищов, зажимавший ладонью чудовищную дыру на месте левого глаза. Кучер прыгнул на козлы, ожег кнутом самых отчаянных, кинувшихся под колеса, и – понеслись.
…Теперь Егорка Свищов лежал в леднике, холодный и неподвижный. Старший его брат, напротив, метался в горячке и был вроде как не в себе. Управляющего, мадам Дорис и ротмистра по приказу полковника отвели наверх. А в кабинете хозяйки Мирон Михайлович Карвасаров оборудовал нечто вроде временного штаба.
Павел Романович с нетерпением выслушал этот рассказ. От недавней апатии доктора не осталось даже следа.
– Он признался? – жадно спросил Дохтуров, показывая на маленького человечка. – Сказал, зачем ему понадобилось… все это? Вся эта… – Тут у Павла Романовича перехватило дыхание, и он поневоле умолк.
В ответе Павел Романович не сомневался. Однако полковник сказал:
– Нет.
Дохтуров аж подскочил.
– Как?! – В сознании мгновенно пронеслись возможные варианты. Первым (и наиболее вероятным) был следующий: все это чудовищная ошибка, совпадение.
Полковник эту мысль угадал и потому поправился:
– Не признался, однако виновен. Бесспорно.
– Но как вы узнали?..
– Пойдемте.
Оставив связанного секретаря на попечении агента, полковник вышел в коридор. Павел Романович – следом. Прошли мимо двух «гороховых пальто», вышли в зал. Карвасаров уселся за первый же столик. Дохтуров устроился напротив. Он уже понял, что услышит сейчас нечто весьма важное. И не ошибся.
– Секретарь (кстати, зовут его Поликарпом Ивановичем) не сказал ничего. Однако не потому, что невиновен. И не потому, что силен. Он как раз человек слабый (это я знал). И порочный (выяснилось только теперь). А молчит именно через свою слабость. От ужаса – что вся его упрятанная, глубоко тайная жизнь сделалась вдруг открытой.
– Я о таком парадоксе не слышал, – сказал Павел Романович. – И думаю, что это все чепуха.
– Неважно, слышали или нет. Главное, это так.
ebooksa