В стандартной квартире царил застоялый дух советской интеллигенции. Повсюду полки с книгами, картины в дешевых рамках оказались не менее дешевыми копиями знаменитых полотен. Но опытный взгляд сыщика выхватил и оригинальные, то бишь парочку самодеятельных акварелей. «Видимо, кто-то из семьи пытался себя пробовать в художественном амплуа». Кроме живописи обнаружил Кольцов и парочку фотографических портретов. Из гостиной на него смотрел Есенин с трубкой, а в прихожей дразнился Эйнштейн, высунув язык.
– Здесь оставьте обувь, – указала хозяйка квартиры на пару некогда кожаных изделий, от времени напоминавших двух такс, попавших под самосвал.
Глеб послушно снял куртку, пристроил на вешалке, стащил полуботинки и сунул ступни внутрь того, что было названо тапочками.
Карина сняла дубленку и осталась в длинном и строгом темно-сером платье, выгодно подчеркивающем талию, округлость бедер и высокий рельеф груди.
– Проходите в комнату, а я сварю нам кофе, – проговорила женщина и удалилась, двигаясь грациозно, как пантера, вышедшая на охоту. Глядя ей вслед, Кольцов хищно сощурился. Звери одной породы чувствуют друг друга на расстоянии…
В гостиной, кроме полок с книгами, картин и пары допотопных продавленных кресел вкупе с журнальным столиком, примостившихся с противоположной стороны у стены, стоял старый лакированный сервант советских времен. Но вместо привычного для глаза хрусталя на стеклянных полках хозяйка разложила разноцветные куски горных пород, видимо, оставшиеся как память о погибших родителях.
Вопреки ожиданиям, фотографий родных Глеб нигде не увидел. Боль потери женщина носила глубоко в душе. Психодинамический портрет разрабатываемой личности получался путаным, женщина могла оказаться как экстремальной авантюристкой, готовой без раздумий влезть в любую заваруху, так и узконаправленной библиотечной крысой со своими маленькими тайными радостями. И то и другое чревато для предстоящего разговора. «Чего доброго, окажется еще молодогвардейкой, спасающей чеченского героя-пионера. Попробуй потом докажи, что фишка вовсе не в борьбе маленького, но гордого народа».
– Вас камни навели на философские размышления? – За спиной раздался голос хозяйки квартиры. Глеб отошел от серванта. Карина, держа в левой руке поднос с кофейными приборами, правой расставляла их на столике.
– Камни напомнили горы, – усаживаясь в кресло, вздохнул Кольцов. – Афганистана, Нагорного Карабаха.
На мгновение замерев, женщина посмотрела на него исподлобья и тихо спросила:
– А вы там были?
– Был, – кивнул Глеб, – пришлось побывать в восьмидесятых годах в жарких горах Афганистана, выполнял интернациональный долг. В девяностом в Нагорном Карабахе пытался восстановить конституционный порядок Страны Советов. Но через год СССР развалился, и нас оттуда вышвырнули, как паршивых собак.
О Карабахе сыщик специально упомянул, зная, что у будущей собеседницы там погиб муж, воевавший добровольцем. Это его признание должно было сделать их если не роднее, то, по крайней мере, более открытыми.
Карина уселась на краешек кресла напротив сыщика, на ее лице он не смог разглядеть ни малейшего намека на печаль. Эта женщина умела владеть своими чувствами.
Подняв чашечку с ароматным напитком, сделала небольшой глоток и с улыбкой спросила:
– Так о чем вы хотели со мной побеседовать, старший оперуполномоченный?
Глеб пригубил свою чашку, потом восхищенно цокнул языком, тем самым отдавая должное хозяйке, и сказал:
– Великолепный кофе, – и тут же, без перехода, добавил: – А поговорить с вами я хотел бы о Раиде Халилове. Вы знакомы с этим молодым человеком?
– С Радиком? – удивленно переспросила женщина. – Конечно, знаю. В чем мальчик провинился? Нарушил паспортный режим или, может, ваше начальство считает, что он переодетый Бен Ладен? Могу заверить вас с полной ответственностью, что он не Бен Ладен, я его видела во всех ракурсах и даже без одежды.
«Веселишься, милая, ну-ну, сейчас я тебе радости еще больше добавлю», – мысленно позлорадствовал сыщик, наблюдая за реакцией собеседницы, а вслух произнес совсем другое: