Болевой прием

– До трех считать мне некогда, – произнес полковник Губанов. – Где Гладкова?

Одна рука у полковника была на перевязи. Тоне Глебовой и в самом деле удалось его зацепить. Сейчас он возвышался над поверженным противником, мужественный, хладнокровный и безжалостный. Полукругом стояли рядышком автоматчики из «Парадигмы».

– Ты сейчас позвонишь ей и скажешь, чтобы выходила к главным воротам, там ее встретят бойцы «Альфы»! – продолжил полковник, не получив от Сергея ответа.

Разумеется, у ворот стоят бойцы. Только не «Альфы», а бандитского ЧОПа, ныне подконтрольного Губанову.

– Слушай, Губанов, – подал голос Сократ Иванович. Как и Хмурый, он был поставлен на колени, и в голову ему был уперт автоматный ствол. – Зачем так настойчиво свою смерть искать? Убьет она тебя, никакие холуи не спасут.

При последней фразе автоматчик сильно, до крови ткнул своим оружием пленного генерала Прохорова.

– Ты, Сократ, свою смерть уже во второй раз находишь... – решил блеснуть красноречием Губанов, отведя пистолет чуть в сторону от затылка Сергея.

Видимо, очень хотел, чтобы последнее слово было за ним... Казалось, он почти окончательно взял верх. Прохоров и Хмурый сумели добраться до детского жилкомплекса, смогли убедить детей сесть в автобус, тронулись в путь. Совсем немного не доезжая до ворот, их остановили губановские головорезы. Вести бой из автобуса, полного детей, ни Сергей, ни Сократ Иванович не решились. Ничего этого я не видела, но, вне всяких сомнений, все было именно так. Я оказалась рядом с шоссе, когда они уже стояли на коленях перед Губановым. Дети остались в автобусе, один из громил стоял на его ступеньке, сжимая в лапах гранату.

– Значит, не миновать и третьего, – не полез за словом в карман Сократ Иванович.

И оказался прав! Автоматчик, стоявший ближе всех к Хмурому и державший его на прицеле, вдруг хватается за шею и падает, как подкошенный. В его шею вошло лезвие ножа. Того самого, который я позаимствовала у менеджеров. Автоматчики оглядываются вокруг, но меня им не видать, вычислить можно лишь по звуку выстрела. Использовав боевой нож, первым выстрелом я укладываю громилу на ступеньках автобуса. Выдернуть из гранаты предохранительную чеку он не успевает, падает вместе с нею. Не успеваю я сделать второй выстрел, как Сергей подсекает ноги автоматчика, держащего на прицеле Сократа Ивановича. Тут же рядом с ним падает с воем Губанов. Я прострелила ему колено, этого негодяя неплохо было бы увидеть на скамье подсудимых, получить подробные показания. Я перекатом ухожу от дерева, прикрывающего меня, так как мою огневую точку уже вычислили. Почти одновременно моя третья пуля находит автоматчика, пытающегося выстрелить в подполковника Шорникова. Сергей же обезоруживает того, которого свалил подсечкой, и тут же дает очередь по трем остальным. Я укрываюсь за следующей толстенной сосной, четвертым выстрелом снимаю последнего громилу!

– Все, полковник! – Сергей наступает на руку раненого Губанова, которой тот пытается дотянуться до лежащего на земле пистолета. – Теперь здесь наша Территория!

Я выхожу из-за дерева, даю команду Ольге, что можно поднять голову из кустов. Блондинка и здесь проявила завидное финское спокойствие. Дали команду лежать, не шевелиться – лежала, не шевелилась. Я без слов подхожу к Сократу Ивановичу, протягиваю ему Ольгин диск. Он что-то спрашивает, я слышу, но не могу ответить, лишь неопределенно машу рукой. Снова точно в ступоре. Словно в тумане. Слышу детский голос из автобуса:

– Можно выйти?

Можно, конечно же. Ребятишкам в кустики после всего этого нужно. Сократ Иванович разрешает. Опять же, как в тумане, вижу разбегающихся мальчишек и девчонок. Вижу бегущих им навстречу вооруженных людей. Прохоров без всяких опасений приветствует их. Это настоящий спецназ! «Альфа»! Вошли-таки на Территорию! Среди спецназовцев замечаю мешковатую фигуру в штатском. Старший лейтенант Антон Пирогов собственной персоной. Молодец очкарик, далеко пойдет. Я, не оборачиваясь, иду к лесу. Мне кто-то что-то кричит в спину... Или не мне, а детям? Выяснять это мне недосуг, я падаю на траву, утыкаюсь в нее лицом. И вдруг тоненький детский голосок, совсем рядом.

– Тетенька!

Детей лишний раз пугать не стоит, я тут же поднимаю голову. Передо мной девочка лет одиннадцати-двенадцати. Рыжая, без веснушек. Совсем рыжая, я по сравнению с ней блондинка.

– Тетенька, вам больно? – спрашивает меня она.

– Нет, – отвечаю я.

Мне в самом деле совсем не больно, несмотря ни на что. Я подмигиваю рыжей девочке, улыбаюсь. Пусть видит, что я ответила ей правду. Девочка некоторое время молча рассматривает меня. Сейчас произнесет: «Тетенька, возьмите меня к себе!» Обычно детдомовские ребята всегда так говорят. Что я ей тогда отвечу? Но девочка молчит.

– Женя! – слышится еще один детский голос, на сей раз принадлежащий мальчику.