– Сейчас, сейчас... – успокаивала я подругу, сама понятия не имея, когда приедет «Скорая».
Вызов приняли быстро, но сколько будут добираться?!
– Вы живы? – сверху послышался голос Сергея.
– Живы, – отозвалась я. – Где полковник?
– Ушел, гад... В жилой массив ушел. Там его в одиночку не отыщешь. Оружие выбросил... – Хмурый чуть помолчал, потом добавил: – Вашего Семена Денисовича насмерть, только что глаза ему закрыл... – И после еще одной паузы подытожил: – Вертолет, между прочим, ждет.
– Тоня, ты как? – спросила я.
– Нормально, – выдавила подобие улыбки Антонина.
Кровь была окончательно остановлена, сама Глебова, хоть вялая и побледневшая, была в сознании. Даже из котлована попыталась выбраться самостоятельно, но мы с Сергеем подняли ее вместе. Где-то вдалеке послышался вой сирен. К недостроенному стадиону двигалось сразу несколько машин с мигалками.
– Все будет нормально! – прощаюсь я с подругой, которую мы оставляем на скамейке, рядом с футбольным полем.
Антонина способна сидеть и улыбаться, врачи вот-вот окажут ей квалифицированную помощь... Мы же спешим к вертолету, я лишь мельком бросаю взгляд на мертвое тело Семена Денисовича. Ничего не скажешь, Губанов вовремя сориентировался-подсуетился. Как только Покровитель сам попал в серьезный оборот, тут же уничтожил его.
– С вас доплата в размере тройного гонорара, – сообщил второй пилот, когда мы оказались в чреве его машины.
– Чего? – не понял поначалу Сергей.
– Доплата за выполнение полета в особых условиях, – скучным голосом пояснил пилот.
Ну и ребята, эти вертолетчики! Ко многому уже привыкли, многое повидали, поэтому дело свое знают туго. А ты только плати им деньги и после лети куда хочешь! Но если условия особые, то и тариф тройной!
– Можно и не напоминать, – ответила пилоту я.
Тот лишь пожал плечами.
– Курс прежний? – спросил старший пилот.
– Да, – кивнула я.
Более вопросов не было. Над нашими головами заработал винт, и машина стала подниматься в воздух. В иллюминатор я успела увидеть огни «Скорой помощи».
Полковник Губанов ушел от нас. Впрочем, теперь он был вовсе не опасен, ему теперь, дай бог, собственную шкуру спасти.