При этом вопросе в карих, выразительных глазах Ларисы появлялся охотничий азарт.
– Нет, нацистам ни я, ни мои ребята никогда не симпатизировали. А знак... Знак для устрашения. Ну и... в очередной раз запутываем след. Пусть считают, что убийства совершает некая нацистская организация.
– А вы не нацист?
– Какой же я нацист?! Сам я наполовину поляк, в отряде у меня были украинцы, армяне, черкесы... Был я дружен с одним ингушем-военврачом... Дурацкий разговор какой-то! Нашей стране объявлена нарковойна! А на войне, господа хорошие, как на войне!
– Откуда у вас это странное прозвище – Шварц-младший?
– Еще в роте прозвали, видимо, от отчества. Ну и по габаритам.
– Эдакий Шварценеггер сантиметров на пятнадцать пониже и килограммчиков на тридцать полегче?
При этом вопросе Лариса должна была кокетливо улыбнуться. И отставной полковник Гнедич, разумеется, тоже улыбнется в ответ:
– Это прозвище мне самому не очень нравится.
– А убивать людей... вам нравится? – после паузы, перестав улыбаться, спросит Лариса.
После этого вопроса Гнедич на некоторое время задумается, а потом уверенно произнесет:
– Нет.
– Итак, операция «Амнистия». Многоходовая, судя по всему, долгосрочная акция, – заговорит журналистка о дне сегодняшнем...
Полковнику Гнедичу останется лишь пожать плечами. Точнее, в будущем он должен будет знать об этой «Амнистии» все.
Воображаемую беседу с блондинкой-журналисткой прервал Петр:
– Командир, она пришла в себя. Начинать?
– Разумеется!
Мысленно попрощавшись со своим биографом – воображаемой Ларисой, – Гнедич последовал за Петром в комнату, отведенную для допроса.
– У меня нет времени! Будешь давить лыбу, тобой займется вот этот товарищ!
С этими словами Шварц-младший кивнул на Вагина, который выразительно вертел в своих ручищах толстую деревянную дубинку, отшлифованную и заостренную с одного конца.