Но на экране ничего особенного не происходило. Двое малосимпатичных мужичков (один из которых напоминал чеченца или араба) пили кофе где-то в центре Амстердама (название нидерландской столицы значилось на кассете). При этом, конечно же, мило беседовали, но к сожалению, слов было почти не разобрать. Определенным было только одно: эти двое разговаривали по-русски. Один – чисто; второй, чеченец, – с жутким акцентом.
Пескарь, будучи докой в своем деле, сразу просек, что «фильм» снимали скрытой камерой. Вероятно, за одним из любителей кофейку велось наружное наблюдение. Но вот за кем?.. Нажав кнопку «стоп-кадра», Пескарь принялся внимательно изучать лица беседовавших. И вскоре узнал одного из них – это был Джабраил Загаев, чеченский полевой командир, подорвавшийся на мине в самом конце чеченской войны. Однако цифры внизу экрана свидетельствовали о том, что запись была сделана всего полгода назад.
«Выходит, Джабраил жив, – бесстрастно констатировал Пескарь и вдруг, неизвестно отчего, обозлился: – Вот гад! Сидит себе в самом центре Амстердама, кофеек попивает, а ты вместо того, чтобы висеть у него на „хвосте“, с кошкой воюешь. Бомбу бы ему туда, скотине черномазой!»
Лицо собеседника Загаева тоже показалось Пескарю смутно знакомым, но где ему доводилось видеть этого лоснящегося борова в роскошном пальто, он так и не вспомнил. Да, собственно говоря, и вспоминать было некогда – хозяйка могла вернуться в любую минуту. С другой стороны, кассета жгла ему руки.
«Нет, дружище, ты рылом не вышел, чтобы вмешиваться в такую крупную игру. Знай, сверчок, свой шесток!» Вытащив кассету из видеомагнитофона, Пескарь водворил ее на место и быстро покинул квартиру.
Он был так поглощен нежданным открытием, что не сразу заметил человека, стоявшего одним лестничным пролетом выше. Лишь почувствовав позади себя какое-то движение, обернулся, но, кроме темного силуэта на светлом квадрате окна, ничего толком не разглядел. Инстинктивно потянулся за оружием – и тут вдруг вспомнил, что оставил пистолет в машине. Страх, о котором он уже успел было позабыть, вновь завладел им.
«Надо же так бездарно засветиться, – с досадой подумал Пескарь. – Если это сосед Волошиной, то он наверняка видел, как я выходил из ее квартиры».
Глаза привыкли к яркому свету, и он сразу узнал человека, медленно спускавшегося вслед за ним. Страх сменился растерянностью – это был тот самый высокий парень, что пару часов назад курил в беседке.
«Что, черт подери, этот псих здесь делает? – Пескарь отступил в сторону, пропуская парня вперед. – И почему я обозвал его психом?.. По-видимому, все дело в глазах – пустых и бездушных…»
– Огоньку не найдется? – вдруг спросил незнакомец, резко остановившись.
– Не курю, – соврал Пескарь. Только сейчас до него дошло, что положение, в которое он попал, хуже некуда – позади стена, пистолет остался в машине, а высокий псих, судя по поведению, что-то задумал…
В следующее мгновение сердце пронзила острая, невыносимо жгучая боль. Опустив глаза, Пескарь увидел рукоятку ножа, торчавшую из его собственной груди.
– Какого черта? – прошептал он, выпустив из рук дипломат.
Боль нарастала, стало трудно дышать. Все вокруг закружилось, как на карусели, затем поплыло… Пескарь хотел позвать на помощь, но не в силах был произнести ни слова. Цепляясь за перила, сполз на холодный бетонный пол.
«Неужели это все?» – пронеслось в голове. И вдруг неожиданно для него самого боль отступила. Он испытал полный кайф, как в преддверие большого праздника. Ему захотелось поделиться со всеми своей радостью, захотелось крикнуть на весь мир:
– Не бойтесь! Умирать легко!
Но не смог – захлебнулся собственной кровью…
2
Как ни старался Павел поспеть вовремя, – выбрал самый короткий маршрут, гнал на желтый сигнал светофора, – все равно, как выяснилось, опоздал. Всего на пять минут. Но в данной ситуации даже одной минуты задержки было достаточно, чтобы все пошло прахом.
«Скорой помощи» у парадного не оказалось. Впрочем, рассчитывать на то, что похитители в очередной раз воспользуются накатанным сценарием, было бы уж слишком наивно. Раз до сих пор не попались, значит, с головой у них все в порядке. Наверняка придумали что-нибудь похитрее.