Мастер ликвидаций

– Неужели тебе удалось выйти на след этого оборотня? – спросил Тарасов, вставая из-за стола и подходя к сейфу. – Если так, не забудь про меня, когда будете делить лавры с генералом. – Достав из сейфа увесистую папку, он протянул ее Зиновьеву: – На, держи. Тут все, начиная с первой жертвы. Надо бы перегнать на дискету, да все времени нет…

– Спасибо, – от души поблагодарил подполковник.

Через несколько минут он сидел в своем кабинете и с жадным любопытством просматривал материалы, из коих следовало, что впервые Потрошитель заявил о себе полтора года назад – в мае девяносто седьмого. Его первой жертвой (первой ли?) стала валютная проститутка, работавшая на Тверской. Второй расчлененный труп нашли в ноябре. На этот раз под «горячую руку» попалась вокзальная шлюха – шестнадцатилетняя Наташа Г., приехавшая с Украины. Через три месяца – третья жертва: двадцатилетняя студентка-наркоманка Зоя А., проживавшая в Калуге. Затем Потрошитель взял, похоже, долгосрочный отпуск. Хотя вполне вероятно, что тела его жертв за это время просто-напросто не были найдены. И совсем недавно – месяц назад – не повезло жене одного крупного предпринимателя, владельца рекламной компании «Нью-Старс»… Потрошитель был очень осторожен – никогда не оставлял на месте преступления следов и не действовал по стандартной схеме. Создавалось впечатление, что он орудовал по вдохновению – пришел, увидел, победил. Тем он был вдвойне опасен: поди тут угадай – кто же следующий?

Общими для всех преступлений были несколько факторов: орудие убийства – пистолет «ТТ», орудие расчленения – топорик, способ расчленения – трупы разделывались по одинаковой схеме. И, наконец, род занятий жертв. Только жена предпринимателя явно выбивалась из этой обоймы. Как, впрочем, и бедолага Пескарь.

Особое внимание Зиновьев обратил на психологический портрет преступника, составленный по материалам следствия: физически хорошо развит; интеллект, предположительно, выше среднего; обладает способностью манипулировать людьми и располагающей внешностью; ощущает себя призванным к выполнению великой миссии освобождения человечества от «дегенератов». Профессия: военный либо медицинский работник (возможно, и то и другое). Социально-психологическая предыстория: воспитывался в неполной семье, был лишен ласки и внимания. В детстве или юности перенес психологическую травму: был унижен своей матерью, либо сестрой, либо невестой. Этот факт послужил спусковым механизмом серии убийств. Жертвы, скорее всего, внешне похожи на ту, которая его смертельно обидела…

«Неужели Рябов и Потрошитель – один и тот же человек? – подумал Зиновьев, припоминая факты биографии брюнета, сфотографированного Пескарем. – Разочарование в жизни было: измена невесты. Воспитывался в неполной семье: отец бросил мать, когда Сергею Рябову было всего три года…»

В пользу этой версии говорил и тот факт, что до ареста Рябов учился в медицинском институте. К тому же (если верить материалам уголовного дела) он был склонен к агрессии, обладал быстрой реакцией и острым, нестандартным мышлением.

Правда, психиатры, беседовавшие с Рябовым сразу после ареста, все, как один, признали его вменяемым. Никаких маний за ним не наблюдалось, иначе его направили бы не в колонию, а на лечение в психиатрическую клинику. Но Зиновьев склонялся в пользу того, что Рябов мог обвести маститых эскулапов вокруг пальца – как-никак, два курса медицинского за плечами. Все косят под психов, а он, наоборот, под нормального…

Главное же (Зиновьев был в этом уверен процентов этак на девяносто), что Потрошитель самым непосредственным образом связан с особым отделом. Именно «особисты» устроили подонку липовую смерть, они вытащили его из колонии и, скорее всего, зачислили в свой штат.

«Использовать для своих грязных дел отпетых негодяев – что может быть гнуснее и отвратительнее? Только в случае с Рябовым у них промашка вышла. Этот оборотень, почувствовав вкус крови, возьми да и вырвись из-под контроля. И теперь колесит по Москве, естественно, под чужой фамилией, и режет ни в чем не повинных девчонок… Если бы удалось его поймать, считай, особому отделу – крышка. Только где искать этого Рябова, если он совершенно непредсказуем? – В этот момент острая, как лезвие бритвы, мысль пронзила его сознание: – Маргарита Волошина! Вот кто может привести меня к этому оборотню. Если меня не подводит интуиция, именно ее он выбрал своей очередной жертвой!»

2

Он не видел Волошину два дня, и это были два дня отчаянной маяты. Он переживал самый настоящий кризис. Конечно, можно было немедленно сорваться с места и поехать к ней домой или заглянуть в офис. Можно, но интуиция подсказывала, что это был бы неоправданный риск. Двадцать четыре часа назад Рябой совершил преступление – убил троих. Конечно, эта мразь получила по заслугам, но разве продажным ментам все объяснишь? А потому сейчас самый лучший вариант – сидеть тише воды, ниже травы и ждать, пока схлынет первая волна энтузиазма. А потом произойдут новые убийства, появятся новые подозреваемые, и дело о кровавой резне в тихом дворике отодвинется на второй план…

Почти целый день Рябой слонялся из угла в угол, не зная, чем себя занять. Ближе к вечеру, устав от безделья, решил прогуляться до почты. Он давно не заглядывал в свой абонентский ящик, и его мучили угрызения совести.

«А вдруг Хозяин подкинул мне срочную работенку?..» – думал он, доставая из кармана ключ. Его предчувствия оправдались – в ящике лежал конверт. Дрожащими руками Рябой вскрыл его и едва не вскрикнул от удивления – кроме инструкций, отпечатанных на принтере, в конверте лежали фотографии Волошиной. На некоторых она была снята одна, на некоторых – с Павлом Андроновым.

Сунув фотографии в карман, Рябой пробежался глазами по строчкам. На выполнение заказа ему отводилась всего одна неделя.

«Какого черта Хозяин вмешивается в мои дела? – раздраженно подумал он и смял листок с инструкциями. – Только я имею право распоряжаться ее судьбой. Только я!»

В голове мелькнула шальная мысль: послать Хозяина к чертовой матери. Но Рябой тут же загнал эту мысль в самую глубь сознания. Если он не выполнит приказ, Хозяин может отобрать у него все: и паспорт, и новую квартиру, и работу. Или, того хуже, может отправить назад, в зону…

Вернувшись домой в подавленном настроении, Рябой включил телевизор – маленький черно-белый «Рекорд». Было время «Хроники происшествий» – криминальной передачи одного из городских каналов.

«Может, покажут что-нибудь про меня?» – подумал он, занимая привычное место перед экраном. Когда совершенное им преступление попадало в криминальную хронику, он испытывал нечто вроде гордости. Особенно «умиляло» поведение оперативников, прибывавших на место происшествия, – за маской отчуждения те пытались скрыть растерянность и неспособность что-либо предпринять. Нахальная камера так и норовила заснять их в самые неприглядные моменты, а комментарий ведущих лишний раз доказывал, что он, Рябой, неуловим.

Однако, вопреки ожиданиям, о резне у Белорусского вокзала не было сказано ни слова. Впрочем, немудрено – если сюжетец и проходил, то, скорее всего, вчера. На всякий случай досмотрев передачу до последних кадров, Рябой потянулся, чтобы переключить телевизор на другой канал, но вдруг застыл – фоторобот опасного преступника, который разыскивался по подозрению в убийстве, очень уж напоминал напарника Волошиной: тот же овал лица, тот же разрез глаз, те же светлые, коротко стриженные волосы, зачесанные назад.