– Внизу ползет ракетный бронепоезд с пусковыми установками. На его борту десятки боеголовок. У нас нет билетов, но мы намереваемся прокатиться именно этим составом! Я ясно выражаюсь? – Ястреб выплескивал отрицательную энергию страха, чтобы обрести куда-то девшуюся уверенность.
Ему необходимо было разрядиться, дать выход эмоциям. Тупой носок ботинка на рифленой подошве врезался под ребра Святого, не уклонявшегося от града ударов. Он смотрел в открытый проем, видя макушки деревьев и проблески воды среди изумрудного ковра мха.
«Под нами болото, – шальная мысль молоточками стучала в виски пленника. – Сейчас вертушки изменят курс, и другого шанса не будет».
Дыхание Святого замерло, а напрягшееся тело не чувствовало ударов. Из кабины пилота донесся вопрошающий голос, перекрывающий рокот винтов:
– Ястреб, дистанция сокращается. Вижу сигнальные ракеты. Заходим в хвост состава?
Прекратив избиение, желтоглазый шагнул к кабине, чтобы увидеть сквозь прозрачную сферу плексигласового колпака оранжевые вспышки над эшелоном. А Святой глазами встретился с Дашей, возобновляя почти телепатическую связь. Он не разжимал губ, доверяя сообразительности девушки. Лицо Дарьи озарилось дерзкой усмешкой. Схватив камеру, она перебросила тяжелый предмет, словно баскетбольный мяч.
Святой принял подачу, быстро встав на ноги. Двое головорезов за его спиной вскочили, оглашая чрево вертолета гортанными воплями. Но пленник действовал молниеносно. Развернувшись через левое плечо, Святой саданул камерой рослого гиганта, пытавшегося схватить его за плечо. Стеклянный глаз объектива размозжил переносицу албанца, а острые осколки японской оптики запорошили ему глаза. Для верности Святой пристукнул кулаком по тыльной стороне сломанного аппарата, вбивая камеру в и без того капитально расплющенную физиономию террориста. Трубка видоискателя, пробуравив глаз, вонзилась в мозг албанца. Ослепленный, тот дико заорал, заметавшись по узкому, словно гроб, пространству.
Боевики вскакивали со своих мест, балансируя на шатком полу болтавшейся в воздухе машины. Раненый товарищ мешал им добраться до пленника. А Святой, резко рванув за цепь, привлек к себе вислоусого, на ладони которого был намотан конец проклятого поводка из стальных звеньев. Теперь он стоял лицом к противнику. Отведя голову назад, Святой шарахнул лбом в переносицу головореза.
Мощно оттолкнувшись ногами, он навалился грудью на врага, заключенного в объятия, вытолкнул албанца из вертолета и, не отдалившись ни на сантиметр, последовал за ним. Стремительная акция заняла время, укладывающееся в одно деление секундомера.
Падали они стремительно, повинуясь земному притяжению. Святой прижимался к албанцу, как прижимается пылкий любовник к объекту страсти. Обремененный грузом оружия боевик первым соприкоснулся с ветвями высокой сосны. Раньше из таких деревьев сооружали корабельные мачты для горделивых парусников. Оглушительный хруст ломаемых веток сопровождался животным ревом албанца и свистом посланных вдогонку пуль. Ветви и туша вислоусого амортизировали удар о землю. Вопреки ожиданиям Святого они приземлились не в болотную жижу, а шлепнулись на земную твердь с выступающими узлами корней. Полет закончился для албанца плачевно. Растерзав спину обломанными ветвями корабельной сосны, он размозжил затылок, приложившись к горбатому корню. Святому, не отпускавшему противника до последней секунды, тоже досталось. Когда он очнулся после короткого забытья, внутренности, казалось, еще продолжали лететь. Лицо горело, словно по нему провели наждаком, а голова раскалывалась на миллионы мелких осколков. Святой набрал в легкие воздуха, перекатом слезая с неподвижного албанца.
Лицо трупа скалилось мертвой улыбкой, а в выпученных от удара глазах отражалось небо с точками закладывающих вираж вертолетов.
«Возвращаются, чтобы добить с воздуха. Садиться они не будут. Нет времени и возможности. Но поддать жара и подстраховаться не преминут», – он удивился ясности мысли в, казалось, отсутствующей на плечах голове. – «Соображаешь, акробат… Посмотрим, как двигаешься».
Хотя суставы разламывала боль, а мышцы сковывала судорога посттравматического синдрома, Святой довольно бойко встал на ноги. Свобода – лучшее лекарство, а опасность удесятеряет силы, отодвигая недуги на второй план. На войне болеют редко, и серьезные травмы кажутся в окопах болячками. К счастью, за исключением легкого вывиха лодыжки правой ноги, Святой в ходе беглого осмотра ничего у себя не обнаружил.
Сойдя с курса, вертушки, описывая круг, приближались к месту десантирования. Из-за крон деревьев беглеца не было видно. Но, зависнув над редколесьем, враг непременно обнаружил бы Святого. До настоящего девственного леса, чащобы с буреломами из вековых деревьев, под вывороченными корнями которых мог укрыться взвод солдат, было метров триста – для беглеца в оковах непреодолимая дистанция.
Осмотревшись, Святой приметил поросшее ряской озерцо, этакий питомник для лягушек и комариного гнуса. Видимо, именно эту лужу среди пушистого одеяла мха он принял за оконце болотной топи. Не успевая разжать сведенную смертельной судорогой ладонь боевика с намотанной цепью, Святой поднял труп вислоусого на руки и засеменил к озерцу.
Теплая, попахивающая гнильцой вода доходила до уровня груди на середине лесной лужи. Ил, поднятый ногами Святого и опустившимся на дно телом, замутил поверхность. Пара вертушек пронеслась над редколесьем, ограничившись одиночными выстрелами вслепую. С бортов стреляли наобум из легкого оружия. Серьезную канонаду террористы не устраивали по двум причинам: во-первых, поезд был слишком близко и их могли засечь раньше времени, лишая фактора внезапности, во-вторых, на месте падения, обозначенного сосной со стесанным боком, никого не было.
Святой представлял, как колотится в припадке ярости желтоглазый и какие слова приготовил для него толстопузый недомерок Ибрагим Хаги. Такого сюрприза они не ожидали, еще перед началом операции понеся потери.
Замыкающее звено вертушка отстала. Машина зависла над землей, выпуская из чрева канат, по которому заскользили три черные фигуры. Обученные воевать в горных условиях боевики, демонстрируя недюжинные альпинистские навыки, с кошачьей грациозностью спрыгивали на землю, еще в полете срывая с плеч автоматы.
«По мою душу пожаловали. Не бережет народец Ястреб», – злой азарт поднимался в душе Святого, а сам он уходил под воду, пахнущую торфом и ряской.
Высадив поисковый отряд, вертушка, ревя трехтурбинным мотором, устремилась вслед за эскадрой, чтобы занять свое место в строю.