Они достаточно близко подошли к повороту гигантской кишки, по которой прокачивали голубое топливо, кровь современной цивилизации. Там, где труба образовывала угол, на расчищенной прокладчиками от деревьев лесной делянке размером с половину футбольного поля, стояли вертолеты. Но взгляд Святого приковывал состав, над которым взметнулся черный обелиск ядерной боеголовки. Эшелон стоял напротив вертолетной стоянки, отделенный примерно двухсотметровым пространством вырубки и распаханной противопожарной полосы, успевшей покрыться низкорослым кустарником.
– Уезжай, старик! – повторил Святой, поправляя ремень арбалета, закинутого за спину.
Позади раздалось сопение егеря:
– Может, сгожусь на что… Я белку в глаз из винтаря бью. А шоферить не умею. Сено, бабу к фельдшеру, шкурки в заготконтору на телеге вожу. Ни к чему мне баранку крутить.
– Здесь зверье покруче белок. Видишь, сколько пацанят в солдатской форме покрошили. Так что смотри в оба, Иванович. Башку под пули не подставляй. А появится возможность, уводи козлов в лес, – пробираясь под трубу, прошептал Святой.
– Как Иван Сусанин? – поглаживая приклад верной берданки, спросил егерь, заглядывая за бетонную опору.
Но скользивший словно ящерица человек уже растворился во мраке…
Подобравшись к вертолетной стоянке, Святой определил первую жертву. Покачиваясь на кривых ногах, постоянно оглядываясь на стрелу пусковой установки, тупым концом вонзавшейся в звездное небо, к его укрытию приближался пилот. На ходу он возился с пряжкой ремня, намереваясь облегчиться. Святой лишил кривоногого последнего кайфа. Вынырнув из засады, он запечатал рот боевика ладонью, косым ударом ножа раскроил глотку пилота, а когда тот упал, царапая землю ногтями, оседлал умирающего.
– Красиво уходи, приятель! Достойно и без шума! – нашептывал Святой, придавливая агонизирующего пилота к ковру из сухих трав.
Счет был открыт. Святой не проявлял жестокости. Он действовал точно мастер, занятый выбраковкой негодных деталей. А мразь, завладевшая поездом и усыпавшая насыпь трупами солдат, принадлежала к отбросам рода человеческого. Бывший офицер войск специального назначения, ведя персональную войну, исправлял оплошность природы, позволившей родиться таким ублюдкам. Святой терпеливо ждал, пока жертва затихнет и прекратит трепыхаться. Остекленевшие глаза пилота отражали звездное небо. Святой приложил пальцы к сонной артерии террориста. Пульс не прощупывался. Он осторожно поднял голову, изучая обстановку на вертолетной площадке.
Двое напарников погибшего, увлеченные исправлением поломки, ковырялись между лопастями, забравшись на крышу кабины. Они торопились сменить полетевшую втулку главного несущего винта, прежде чем прозвучит команда к отходу. Упустив из виду товарища, которому в столь неподходящий момент приспичило сходить по нужде, воздушные перевозчики как проклятые крутили гайки, изредка поглядывая в сторону пусковой установки.
Святой узнал летающую тюрьму, которую покинул, не дожидаясь мягкой посадки. Злой азарт подсказал рискованное, но оригинальное решение. Сняв с трупа головной убор, Святой натянул до бровей шапочку, придававшую некоторое сходство с покойником. Сложив возле ребра бетонной опоры лишнюю амуницию, он стремительным рывком достиг вертушки, стоявшей в центре площадки.
Оттуда вышел уже совсем другой человек. Определенные артистические данные у Святого имелись. Он двигался, старательно копируя манеру покойника. Согнув дугой ноги, Святой ковылял точно перекормленная утка, опустив голову вниз, сжимая в кармане пистолет, снятый с предохранителя.
Замудохавшиеся работать в аварийном режиме пилоты не обратили внимания на коллегу со слабым желудком. У них не хватало сил даже отпустить сальную остроту по его адресу. Болты застревали на резьбе неостывших гаек. Сбивая грани, срывались ключи и колошматили по костяшкам пальцев. Они спешили подготовить борт, оснащенный дополнительными топливными баками, к эвакуации остатков отряда террористов.
Разместившись в кабине, Святой включил свет над приборной доской. Бесчисленные ряды тумблеров, датчиков, градуированных шкал придавали кабине вид маленькой лаборатории. Незваный посетитель не планировал экспериментировать. Дотянувшись до тумблера, Святой запустил двигатель. Стальные лопасти провернулись на холостом ходу, врезаясь в человеческую плоть. Животный вопль перерубленных сталью пилотов стоголосым эхом заметался под кронами деревьев. Выпрыгнув из вертолета, Святой угодил под багровый дождь, стекавший с вращающихся лопастей вертушки.
– Отлетались, соколики! – сквозь стиснутые зубы процедил он, подбирая оружие.
От эшелона шла встречная звуковая волна, опережавшая луч прожектора, установленного на крыше вагона управления огнем. Луч шарил по вертолетной стоянке, пока не наткнулся на искромсанные тела, разбросанные в радиусе нескольких десятков метров вокруг вертолета. Заняв позицию под разлапистым кустом, росшим у границы открытого пространства вырубки и противопожарной полосы, Святой наблюдал, затаив дыхание. Он врос в землю и даже не моргал, став частью лесного моря, подступавшего к насыпи.
«Дорого сволочи заплатили за поезд. Поредели их ряды. А тебе, Ястреб, крылья еще не подрезали… Ничего, ощиплем перья! Сезон охоты на пернатых открыт», – увидав знакомую сухопарую фигуру, суетливо отдающую распоряжения, злорадно подумал Святой.
От группы отделились четверо, рысью помчавшись к трубе газопровода. Террористы бежали, словно волчий загон, растянувшись подковообразной шеренгой, на ходу открывая шквальный огонь. Приподнявшись, Святой осторожно повернул голову. Выглянувшая из-за туч луна озаряла мир тусклым молочно-матовым светом. Причиной бешеной погони был егерь. Его немного нескладная голенастая фигура мелькнула в промежутках между вертушками, залегла за какой-то корягой, огрызнувшись огнем двустволки, и снова вскочила, по-заячьи запетляв среди деревьев, обступивших просеку.
«Рановато Иванович отвлек внимание. Жизнью рискует. Эх, энтузиаст чертов. Предупреждал же не подставляться под пули», – Святой мысленно пожурил выделывающего неописуемые выкрутасы проводника, вызвавшего огонь на себя с истинно русской бесшабашной удалью.