Легкий на подъем после выпитого, Филипп вызвался сходить в разведку. Компания заносчивых толстосумов, относившаяся к проводнику как к мальчику на побегушках, давно сидела в печенках у егеря. Захватив недопитую бутылку, тот ломанулся в чащобу, сокращая дорогу к трубе газопровода, которая совсем недавно испоганила здешние места.
Газопровод, уложенный на бетонные сваи, с севера подходил к «железке», делал поворот и тянулся вместе с ней через всю долину. Добравшись до трубы, егерь взобрался наверх, замаршировав, словно по городскому бульвару. Жуткую картину бойни возле бронепоезда старый охотник увидел издалека.
– Господи, спаси и помилуй! – прошептал вмиг отрезвевший охотник.
Домчавшись до лагеря, он застал подопечных в машине. Напуганные стрельбой и предсмертными криками, бизнесмены, вмиг утратившие лоск и самоуверенность, непременно смотались бы, бросив проводника на произвол судьбы. Но по лесному бездорожью даже на мощном джипе «Рэнглер» лучше путешествовать со сведущим человеком. Филипп Иванович прополз окрестные болота и буреломы, что называется, на пузе.
– Драпануть без меня надумали! У…у… пацуки толстобрюхие! Прете к нам из своей Москвы! – держась за видавшую виды двустволку, словно утопающий за соломинку, беззлобно простонал егерь, забившись в салон и что было силы по-медвежьи рявкнул на притихшего «короля» биде и унитазов: – Че вылупился как баран на новые ворота! Гони отсель и не оглядывайся.
Подскакивая на кочках бездорожья, джип понесся камнем, вылетевшим из пращи…
– Стоять! – Человек в черной униформе, висевшей клочьями, перекрыл дорогу. Он выскочил, словно из-под земли, и поднял руку.
Джип вильнул, разыскивая обходной путь, и остановился, угодив передними колесами в неглубокую рытвину.
– Руки за головы! Выходите по одному! – жестким голосом произнес Святой, держа кабину на прицеле.
Он был готов к любой неожиданности, а его палец поглаживал спусковой крючок автомата. Но, увидев трех брюхатых увальней, парализованных страхом, Святой сбавил обороты. Упитанные господа не принадлежали к стае боевиков.
Досконально выполнив приказ, они стояли, положив ладони на затылки, с отвисшими челюстями и выпученными от ужаса глазами. Четвертый, мужичонка, лелеявший прижатую к груди древнюю берданку, взял на себя роль парламентера:
– Че ты, паря! Мы охотники…
– «Ствол» на землю! – рявкнул Святой, не желая рисковать.
Егерь бросил ружье и задрал руки вверх, точь-в-точь как пленные немцы из послевоенных фильмов. Эта, казалось, незначительная деталь подкупила Святого. Он жестом приказал всем опустить руки и, не теряя драгоценного времени, учинил экспресс-допрос, обращаясь прежде всего к егерю, в котором опознал знатока здешних мест. Польщенный оказанным вниманием, Филипп Иванович, не видя резона запираться, выложил все увиденное без утайки:
– Там мертвяки вокруг лежат и люди в черном шныряют! Страхотища!
Проводник осекся, уставившись на облачение Святого. Тот поспешил рассеять возникшие сомнения:
– Спокойно, отец! Я не из этой стаи. Дорогу сократить можно?
– Ночью?! Здесь, паря, не город. Лесной край. Хотя, если рисковый, кое-какие дорожки по просекам можно раскатать, – входя во вкус, со знанием дела важно произнес егерь, игнорируя прежних хозяев.
– Покажешь, куда рулить? Ты, отец, только к поезду выведи, а там свободен на все четыре стороны. Надо тормознуть гадов, а то натворят делов выше крыши. То, что ты у поезда видел, – только цветочки…
Старый охотник истово осенил впалую грудь крестным знамением.