– Ты меня удивляешь, – огорченно заметил майор.
Он бросил эту банальную фразу потому, что просто не знал, что сказать. Теперь он смотрел на проводника совершенно другими глазами, и многое в поведении Пантелея стало ему понятным.
– Да не волнуйся ты так, – как можно увереннее проговорил майор. – Отыщется твоя племянница.
И, чтобы не слушать больше откровений Пантелея, решительным шагом двинулся по направлению к постройкам.
Не успел Северянинов сделать и десятка шагов, как откуда-то сверху прогрохотала автоматная очередь. В то же мгновение над головой майора раздалось грозное шипение реактивного снаряда. Где-то позади прогремел взрыв. Затем еще один, и еще…
Треск падающих деревьев, пламя, взметнувшееся над домами, нечленораздельные крики, выстрелы – на какую-то долю секунду Северянинов решил, что сходит с ума. И тут же отчетливо осознал: его отряд попал в западню. Спецназовцы умели все – атаковать противника в ближнем бою, проводить зачистку территории, с минимальными потерями захватывать вражеские объекты, но были бессильны против гранатометов. А именно это оружие имелось у террористов. И, судя по частоте разрывов, в неограниченном количестве.
Спецназовцев расстреливали, как щенят, заставляя отступать в болото. Расстреливали беспощадно, и было вообще удивительно, что у бойцов хватает мужества сопротивляться. Из гранатометов палили беспрерывно, и, как показалось Северянинову, выстрелы доносились откуда-то сверху. Он упал на землю и, работая локтями, отполз в густой кустарник. Передернул затвор автомата и, не целясь, выпустил длинную очередь. Судорожно огляделся, взглядом разыскивая Пантелея. Но проводника нигде не было. Да что можно было разглядеть в этой мясорубке?
Церковь и другие деревянные постройки горели. Яркое пламя освещало территорию, и спецназовцы были видны как на ладони. То тут, то там слышались протяжные стоны и крики. Отряд нес потери.
Вскоре майору удалось разглядеть одно из укрытий противника. Почти на самой вершине огромного дерева было сооружено что-то похожее на шалаш. Укрытие, выполненное вполне профессионально, в лучших традициях военного искусства, если бы не одно «но». Боевики, которые остались в лагере, рано или поздно должны были погибнуть.
Это открытие почему-то неприятно поразило Северянинова. Поразило и одновременно испугало. Стреляя, он попытался продвинуться вперед, но тут же рядом с ним взметнулись зловещие фонтанчики. Майор понимал, что проигрыш неизбежен, что его ребята оказались недостаточно подготовленными к этой схватке. Он не знал, сколько террористов осталось в лагере, но предполагал, что не больше пяти человек. И что им нечего терять, поэтому они будут драться насмерть.
«Где вертолеты? – вдруг вспомнил он. – Ведь Погоржельский обещал прикрытие с воздуха! Вот сволочь… Его бы самого в этот ад…»
В следующее мгновение майор почувствовал, что его с неимоверной силой подбросило в воздух. Лицо опалило огнем, в ушах зазвенело, и Северянинов, пролетев несколько метров, ударился затылком о дерево. Последним, что промелькнуло в его воспаленном мозгу, была странная фраза, вычитанная им у одного из философов:
«Ликующий на костре торжествует не над болью, а над тем, что он не чувствует никакой боли там, где он ее ожидал…»
Глава 16
Целую ночь и несколько утренних часов Константин не мог дозвониться до Ларисы. Женевский номер не отвечал, словно она вообще никогда не жила в этом городе.
«Я столько времени не давал о себе знать! А вдруг Лариса заболела и ее положили в клинику? Нет, не может этого быть – когда я уезжал, она чувствовала себя вполне нормально».
В конце концов Панфилов не выдержал. Он забронировал по телефону билет на ближайший рейс до Женевы и принялся собирать вещи. Он укладывал в сумку свитер, когда зазвонил телефон.
– Вот черт, – выругался Константин и снял трубку: – Я слушаю…
– Привет, – поздоровался генерал Фалунчук.
И хотя, кроме этого короткого словца, Валерий Андреевич ничего не сказал, Панфилов понял – у генерала опять крупные неприятности. А это скорее всего могло означать только одно – с вылетом в Женеву придется повременить.