Она не обращает, а я обращаю, я вынужден, я художник. Из зазеркалья на меня глядел господин средних лет в темно-темно-синем элегантном костюме, при галстуке-бабочке, с тростью, наперекор фамилии с бородкой клинышком, с тоненькой ниточкой усов, короткой стрижкой «ежиком» и с черной блестящей перчаткой-протезом. Господин в зеркале здорово изменился по сравнению с гражданином, выигравшим миллион в телеигре. Нечто среднее между этим господином и тем гражданином присутствовало на открытии персональной художественной выставки, трансформация Золушки проистекала постепенно, и вот она завершена. Хорош господин Безбородько Владимир Иванович, хорош, гусь, невольник и баловень Судьбы, еще недавно жалкий инвалид и провинциал, марающий холсты, а ныне всеми признанный гений палитры и удачливый альфонс с Большим будущим с большой буквы.
Я почувствовал, как распахнулась дверь за спиной, оглянулся – на пороге гостиной стояла моя невеста.
Елизавету Константиновну нарядили в бледно-розовое платье. Злые языки пренепременно отметят сочетание моих сине-голубых тонов и ее бледно-розовых, мол, гей и лесби женятся, или еще грубее – пидор и ковырялка, точнее – шикарный пидор и аскетичная ковырялочка. Платьице у нее скромненькое, обуженная юбка ниже колена, блузка-жакет, перекрась платье из розового в черный, и можно идти на похороны.
– Долго же ты прихорашивалась, дорогая, – я вскинул руку, посмотрел на циферблат стильных мужских часов престижной модели. – Мы не опоздаем?
– Успеем, – она глянула мельком на свои часики, на уродливый, но точный хронометр марки «Победа». – Машины ждут, пойдем вниз.
Как сумел быстро, я похромал к невесте, взял ее под руку калечной лапой, шепнул на ушко:
– Улыбнись, дарлинг. Ты должна выглядеть счастливой.
Она метнула на меня едкий взгляд медузы Горгоны и улыбнулась, как медуза. Обычно бледная бородавка на ее пергаментной щеке покраснела, она волновалась. Еще бы! Впервые, ха, замуж идет.
Под ручку мы вышли из гостиной. Пара уродов. Я – элегантный калека и она – мымра с грубым лицом в нежно-розовом строгом платье. За дверями гостиной нас встретили аплодисменты.
– Прекрасно выглядите вместе! – рукоплескал и талантливо лицемерил свидетель скорого бракосочетания с моей стороны, журналист-проныра, упомянутый выше.
– Владимир, вы обаяшка! – аплодировала свидетельница невесты, толстуха с жизнерадостным рылом и замысловатой прической. – Лизонька, ты сама юность!
Хвала Будде, обошлось без обрядов похищения и выкупа невесты и без прочих условностей. Брачующиеся, свидетели, мои новые и ее старые знакомые гурьбой выкатились к лифтам, заранее застопоренным, в три заезда все спустились вниз, на выходе из парадного выпили шампанского «Мадам Клико», расселись по лимузинам. Впереди ехал милицейский «мерс» с мигалкой. Примчались к Дворцу бракосочетания за минуты, но долго парковались, ибо возле дворца нас ожидали представители чиновничьего сословия, решившие лично присутствовать во время нашего акта сочетания браком. Все чиновники прибыли, естественно, на авто, и иномарки буквально запрудили подъезд к дворцовому крыльцу.
Других пар, кроме нашей уродливой, сегодня в загсе больше не было. Акт изменения гражданского состояния длился долго и муторно, еще больше длилось последующее фотографирование с гостями, скороспелые тосты и первые, робкие возгласы: «Горько». Пришлось целовать ее вытянутые трубочкой, плотно сжатые губы. Чмокнул неве..., то есть теперь уже жену и подумал: возможно, лобызания ей еще противнее, чем мне, но ради ребенка, ради того, чтоб убрать сына из-под удара, она старается.
Из загса-дворца поехали венчаться. Возле арендованного храма нас поджидали представители тех гостей, которые, к величайшему их сожалению, не имеют свободного времени в сей, безусловно, знаменательный день. Иначе говоря – холуи Больших людей, Очень Больших и не очень, но тоже не маленьких, выстроились за калиткой храмовой ограды в очередь, каждый с шикарным букетом и деланой, слегка виноватой улыбкой. В порядке очередности холуи вручали цветы невесте, произносили пару слов и спешили к крутым тачкам. Холуйскую очередь они покидали, силясь не морщиться от досады, ибо досадовать было на что – их тачки кавалькада авто нашего эскорта надежно застопорила на парковке подле культового сооружения, не рассчитанной на такое значительное количество транспортных средств.
Последним в очереди холуев томился Валентин Герасимов с розами.
– Арсений Игоревич просил передать самые теплые поздравления, – Герасимов вручил цветы Елизавете Безбородько. Для пущей достоверности нашей любви при заключении акта о гражданском состоянии женщина заявила, что берет фамилию мужа.
– Спасибо, – Елизавета ставшим привычным жестом взяла букет и передала свидетелю, а тот передал цветы дальше, назад, по цепочке. – Арсений Игоревич приедет вечером к нам домой на дружеский ужин в тесном кругу?
– Он искренне жалеет, но не сможет, – шаблонно ответил Герасимов на дежурный вопрос. Улыбнулся гигант при этом жутко смешно, неприспособлено его мужественное, грубо срубленное чело для улыбок.
– Жаль, – расшаркался я. – Доводилось слышать об Арсении Игоревиче много хорошего, жаль, никак не удается с ним познакомиться.
Виновато пожимая могучими плечами, дескать, жалко, конечно, но такова деловая генеральская се ля ви, ни минуты, мол, нету для приятных знакомств, Герасимов сместился с нашего венчального пути.
ebooksa