Стоян попал в сырую полутемную камеру, где вместе сидело человек двадцать политических и уголовных. Это не было ошибкой или недоразумением, это была скорее «воспитательная мера», и тюремное начальство надеялось, что она поможет выбить революционный дух из политических как в прямом, так и в переносном смысле. Но «политика» держалась сплоченно и часто одерживала над уголовными верх.
Варфоломей не лез ни к тем, ни к другим. И к нему не лезли. Уголовные уважали его за побеги и срок в четвертак, политические – за то, что не блатовал и не чинил им разных пакостей.
Скоро их стали водить на работы вне крепости. А через месяц Стоян договорился с узниками, чтобы те после работы отвлекли надзирателей. Стоял февраль, дни были короткие, и работы кончались с началом сумерек. В означенный день, перед самым окончанием работ, арестанты вдруг зашумели, заспорили, и вскоре началась драка.
Стоян, не спускавший с надзирателей глаз, улучив момент, когда они стали разнимать дерущихся, натянул, чтобы не гремели, кандальные цепи и пошел по льду замерзшей Ладоги.
Через полчаса, уняв-таки арестантов, конвойные повели их в крепость, удивляясь их развеселому настроению и грубоватым беззлобным шуткам, отпускаемым в адрес конвойных. Все шло как по маслу, и хватились беглеца только на вечерней поверке. Поднялась невероятная суматоха, начальник тюрьмы рвал и метал, а весть о побеге Стояна с быстротой молнии распространилась по всей тюрьме.
– Один сбежал, – возбужденно перешептывались между собой арестанты. – Значит, можно! И отсюда сбежать можно!
А Стоян шел по снежной целине, неся в руках тяжелые цепи, и пот ручьями катил по его спине и груди, несмотря на стужу и пронизывающий ветер.
Дойдя до леса, Варфоломей попытался разбить кандалы камнем. Замерзшие пальцы слушались плохо, но все же одно кольцо отпало. Второе сбить не удалось, и он пошел дальше, таща за собой цепь, оставляющую на снегу змеиный след. Он шел и шел, увязая в сугробах и теряя силы. И вдруг услышал стук топора. Он пошел на стук и увидел пожилого крестьянина, рубившего дрова.
– Отец, сделай милость, разбей цепи, ради Христа, – почти взмолился Стоян. – Сделай доброе дело, мил-человек.
– Об чем речь, сделаем, – усмехнулся мужик, держа топор наготове. А затем связал его и привел в полицейский участок.
На следующий день Стоян был опять в крепости. Ему выдали шестьдесят ударов розгами и бросили в камеру, где он, еле ворочая языком, без конца рассказывал сокамерникам свою невеселую эпопею.
В начале июля того же года каторжане, несшие в прачечную белье, увидели целую ватагу надзирателей и сладко улыбающегося помощника начальника тюрьмы. Они волокли из второго корпуса в карцер группу арестантов, как выяснилось, замысливших совершить побег и уже начавших подкоп под стену крепости. Их выдал один арестант-бессрочник. Перед карцером им полагалось получить по пятьдесят ударов розгами, а заводчику подготовки побега – семьдесят. Им оказался Варфоломей Стоян.
Глава 29
ЖИЛЕЦ «МОГИЛЬНИКА»
В Санкт-Петербург Савелий приехал рано утром. Город он знал хорошо, посему без особого труда оторвался от слежки встречающих его филеров «сквозняками» – проходными дворами, коих в Питере было неимоверное множество. Удостоверившись, что «хвоста» за ним нет, он доехал на извозчике до Морской улицы, где сдавались хорошие меблированные комнаты.
– Мне нужен нумер с телефоном, – заявил он распорядителю.
– Телефоны есть только в нумерах люкс на третьем этаже, – получил он ответ. – Это шесть комнат: две спальни, гостиная, столовая, зала и кабинет. Есть буфетная и ванная комната. И, конечно, телефон. Стоимость таких нумеров – восемьдесят рублей в сутки.
– Годится, – коротко ответил Савелий. – Вот, – он достал пухлый бумажник. – Получите пока за трое суток.
– Как вас записать? – вежливо поинтересовался распорядитель.
– Статский советник Постнов, – с достоинством и неким апломбом ответил Савелий.