Последнее слово девятого калибра

22
18
20
22
24
26
28
30

Бутурлин вернулся в комнату:

– Непременно у западной должен стоять. Не знаете, здесь столовая есть?

Появление Бутурлина отвлекло Струге от размышлений об убийстве. В гостинице уже давно не было милиции и прокуратуры. Труп увезли, и вместе с ним исчезло состояние нервозности у всех постояльцев. Феклистова до этого момента никто из них не знал, и никто никогда не видел. Поэтому Струге был единственным, кто думал об этом странном убийстве. Оно на самом деле было необычно.

Антон вдруг вспомнил слова Выходцева о том, что смерть Феклистова наступила в период с шести до семи часов утра. Вряд ли столичный эксперт мог ошибиться в определении наступления смерти на два часа. Можно не сомневаться – матерый эксперт без хронометра и вскрытия назовет вам момент убийства с разницей в полчаса-час. Выводы эксперта по определению времени наступления смерти в таких случаях безошибочны. Если бы Струге поднялся в номер пятью минутами раньше, то возможность встретиться с мрянским судьей была бы нулевой! Но Струге увидел убитого последним! Вот то, о чем перед отъездом говорил Вадим Пащенко!!

Антон бросил в ноги журнал и уткнулся взглядом в соседа. Поняв, что Струге не расположен к разговору, тот улегся на кровать и взял в руки журнал. Тот самый, что совсем недавно читал Меньшиков…

При воспоминании о бывшем соседе Антон вновь почувствовал тоску. Ну кому было нужно поменять Максима Андреевича на этого Ивана Николаевича?! Когда со Струге происходило нечто подобное, он всегда признавался самому себе в том, что совершил какой-то грех, за который и расплачивается. Силясь вспомнить свои возможные проступки, он окончательно уверился в том, что дуреет прямо на глазах у самого себя. Бутурлин довел его до прострации в течение нескольких часов. И сейчас тот с чувством исполненного долга лежит и читает журнал. Антон оценил его внимательным взглядом…

Пузатый коротышка, чем-то напоминающий милиционера, с которым Антон столкнулся сегодня днем в холле гостиницы. Залысины на лбу и огромные, бесцветные глаза, кажется, никогда не меняющие своего недовольного выражения. Струге вздохнул. Этот новый сосед оказался полной противоположностью предыдущему. Единственное, что их роднило, это плохое зрение. Однако и тут они разнились. В отличие от Меньшикова, который стеснялся носить очки, Бутурлин постоянно перемещал на своем носу огромные выпуклые линзы в роговой оправе. Такие очки Струге последний раз видел на своем преподавателе математики, когда учился в пятом классе. Вспомнив это, Струге вспомнил и другое.

«Этого преподавателя осудили за педерастию как раз в конце того учебного года…»

Аналогия вызвала приступ изжоги.

– Ма-а-ать моя… – Струге поднял глаза вверх и опустил на горячий лоб ладонь.

– Вы правы. – Бутурлин поймал взгляд Антона. – Удивительно засранный потолок. В последний раз его белили, наверное, два года назад.

Очкастый нытик-толстячок, похожий на постаревшего Винни-Пуха. Это то общество, на которое был обречен терновский судья на ближайшие тридцать дней. Первый вопрос, который он завтра задаст руководителю обучения в академии, – можно ли закончить курс экстерном. Не в силах больше терпеть, Струге поднялся и принялся натягивать кроссовки. Он собирался не на улицу, а в коридор. Ткнуться в первую попавшуюся дверь десятого этажа и с кем-нибудь познакомиться. Не может быть, чтобы в десятке комнат, расположенных на этаже, не нашлось ни одного мужика, с которым можно было бы поговорить о футболе или просто покалякать по душам!

Очередная просьба соседа догнала Антона уже на выходе.

– Спросите, пожалуйста, чем они заправляют салаты. Как покушаете, расскажите об ощущениях. Если в желудке не будет неприятных ощущений, я, пожалуй, тоже спущусь.

От возмущения Струге замер и потерял дар речи. Внезапно его осенила мысль.

– Вы лежите, Иван Николаевич, отдыхайте после дороги. Если хотите, я вам чего-нибудь принесу.

– Не забудьте взять у кассира чек. Я не собираюсь оплачивать то, за что обязан платить Судебный департамент. Мы в командировке, Антон Павлович, правильно?

Сунув руки в карманы спортивных брюк, Струге с гримасой раздражения шагал по коридору.

– Чек ему принести! Ни тени смущения от того, что мужик предложил ему принести ужин в постель! Вот стерва, а?! Посмотрит, не загнусь ли я от язвы после ужина, а потом решит – идти ему самому или нет!..

На секунду задержав взгляд на двери Феклистова, он сбавил шаг. Еще утром живой человек пытался открыть дверь в свой номер и совершенно не думал о том, что уже через несколько часов его тело ляжет на ледяной кафель городского морга. Опять вспомнился Пащенко со своими нравоучениями. «Не вляпайся в какое-нибудь дерьмо, Антон!»…