Я взглянул на него с подозрением: не издевается ли? Но он был абсолютно серьезен и деловит. Это было по меньшей мере странно для человека, который выпустил несколько книг, подписанных его именем. Пожав плечами, я пояснил:
– Без буковок, конечно, никак не обойтись, но существует еще такое понятие, как вдохновение…
– Вздор!
– Что?
– Я сказал: вздор! Чушь! Выдумка яйцеголовых для оправдания своего существования. У тебя под рукой будут все необходимые материалы: мой дневник, подробный план книги, подборка газетных статей, видеокассеты, дискеты. При чем тут какое-то вдохновение? Садись и пиши. Страниц этак по двадцать в день… – Дубов выпятил губы, словно намереваясь поцеловать невидимого призрака, задумчиво пошевелил ими и опять напряг голосовые связки: – За месяц управишься. Запросто.
Мне было что ему возразить, но не станете же вы вступать в спор с заупрямившимся ослом? Тем более если вам с ним не по пути.
Меня больше интересовало другое: не удастся ли облегчить побег, взяв работу на дом? Уже составив некоторое представление о деспотических замашках Дубова и примерно представляя себе, что услышу в ответ, я все же решил забросить удочку. На всякий случай.
– Ладно, попробую управиться за месяц, – задумчиво произнес я, хмуря лоб для пущей важности. – Потом приезжаю сюда с готовой рукописью, вы ее просматриваете и расплачиваетесь со мной на месте. Так?
– Ты больной? – желчно осведомился Дубов, еще недавно жаловавшийся мне на раковую опухоль. – Псих? Или прикидываешься? Кто же теперь тебя отсюда выпустит, тем более с секретными материалами? Не-е-ет. – Он тянул это короткое слово так долго, что израсходовал весь воздух в легких и был вынужден с присвистом пополнить запасы. – Писать будешь здесь. Под моим присмотром. Стоит тебе выйти за ограду, и тебя моментально прихлопнут, как муху.
– За что? – полюбопытствовал я.
– Ни за что. Просто так. Мух за что убивают? За вредность! Вот и тебя тоже изничтожат на всякий случай. Как потенциального разносчика опасной информации.
Дубов захохотал, радуясь своему остроумию. Я веселье попридержал. В его мрачной шутке присутствовала такая большая доля правды, что это было уже несмешно.
Мне вспомнилось расхожее сравнение громкой сенсации с разорвавшейся бомбой. После случая с телефонной трубкой подобная ассоциация поневоле обретала угрожающий смысл. Бомба, которую решил подсунуть мне Дубов, ждала своего часа, и взрывной механизм мог сработать в любую минуту. Будет книга написана или нет, теперь это не имело никакого значения. Одним только невольным соприкосновением с разоблачительными фактами я уже подписал себе смертный приговор. Нет, не я подписал. Дубов сделал это, втравив меня в историю с перетряхиванием чужого грязного белья. И он отлично сознавал, чем для меня закончится пребывание в его доме. Посмертным изданием еще не написанной мной книги. Он избрал меня в качестве камикадзе. Мне пришлось отвести глаза в сторону, чтобы не позволить Дубову прочитать то, что в них было написано. Я не желал быть разменной пешкой и ненавидел людей, которые запросто жертвуют близкими в своих политических играх. Мной… Молоденькими мальчиками в форменных оливковых рубашечках, которых могут просто упрятать в кутузку, а могут и покосить из автоматов… Мальчиками постарше, которым не сумели обеспечить настоящую жизнь, зато обрекли их на настоящую смерть в Чечне… Моряками, которых топят в море, как каких-то безродных котят.
Я был твердо убежден в том, что если все безропотные пешки однажды вдруг заартачатся разом, то без их участия ни одна большая гнусная игра не состоится. И я был готов нарушить существующие правила даже в одиночку.
– Не бери дурного в голову, – посоветовал Дубов, которому надоело мое угрюмое молчание. – Все обойдется. У тебя есть я.
Мне даже саркастически усмехнуться не удалось в ответ на столь самоуверенное заявление. Я лишь медленно покачал головой и возразил:
– А я раньше думал, что у меня есть жена. И дочь. Честно говоря, их мне вполне хватало.
Дубов был слишком занят собой и своими грандиозными планами, чтобы обращать внимание на мою иронию.
– Жену известим, – отмахнулся он так, словно речь шла о сущей ерунде. – Поживет без тебя месяц, не скиснет. Жена должна ждать мужа. В этом ее высочайшее предназначение.
Заподозрив, что Дубова заносит в патетическую риторику, которая может продолжаться до бесконечности, я поспешил вернуть его на землю прозаическим вопросом:
ebooksa