– Вы бы еще пропуска на эскорт заказали, – насмешливо отозвался голос в динамике. – Времена теперь другие, Владимир Феликсович. Проезд через Боровицкие ворота, а тем более через Спасскую башню разрешен только членам правительства и руководящему составу Администрации. Не стоит комплексовать по этому поводу, Владимир Феликсович. Сейчас почти всех так принимают.
Дубову не понравилось место, отведенное ему среди «почти всех».
– Там даже машину негде поставить, – продолжал привередничать он.
– Поблизости есть отличная автостоянка. Между Манежем и кассами Большого театра, знаете? Обычно все оставляют машины там.
– Издевательство какое-то! Только по автостоянкам я еще не шлялся…
– Один ваш звонок, и водитель подберет вас у торца Манежа. Туда две минуты ходьбы. Впрочем, – голос приобрел металлический тембр, – если вас это не устраивает, встречу можно отменить. Хочу только напомнить, Владимир Феликсович, что вы сами добивались ее и целый месяц осаждали меня своими…
– Ладно, ладно! – закричал спохватившийся Дубов, поспешно переключая разговор на подхваченную трубку. – Ничего отменять не надо. Записывайте меня на понедельник. Я буду.
Обменявшись с высокопоставленным невидимкой еще несколькими незначительными репликами, он закончил разговор и посмотрел на меня изучающим взглядом. Ему явно не нравилось, что я стал свидетелем того, как кремлевский чиновник ставил его на место.
Напрасно Дубов так настойчиво на меня пялился. По моему каменному лицу ему не удалось прочитать ровным счетом ничего, да и заговорить со мной ему пришлось первым:
– Слыхал? – Он указал подбородком на умолкший телефон.
– Вас в Кремль приглашают? – подыграл я. – Завидую. Вы полной жизнью живете. Точь-в-точь как у Высоцкого получается: «Или пляжи, вернисажи, или даже – экипажи, скачки, рауты, вояжи…»
– Какие еще скачки? – насупился Дубов. – Какие вояжи, к чертям собачьим? Речь идет о государственных делах!
Сказал бы еще: о делах государственных. Всего лишь маленькая перестановка слов, а как торжественно зазвучала бы фраза! Хоть сейчас вставляй в сценарий киноэпопеи под названием «Дубов в начале славных дел».
– Чему ты все время ухмыляешься? – подозрительно осведомился он. – Что это за бесконечные улыбочки такие?
– Представил себе, как забегают в Кремле, как засуетятся, когда наша книга выйдет, – беззастенчиво соврал я. – Думаю, у вас есть что порассказать о кремлевских нравах?
– А ты как думал?! Уж я разворошу это змеиное гнездо! – оживился Дубов.
Единственной привлекательной чертой в нем была детская непосредственность, сохранившаяся до солидных лет. Его настроение менялось быстрее, чем выражение лица карапуза, впервые очутившегося в цирке. Только что Дубова всего корежило от неудовольствия, а в следующую секунду он уже сиял в предвкушении дня, когда его фамилия вновь прогремит на всю страну. Что за неуемная жажда славы? Человеку до смерти всего ничего осталось, а он все суетится, пыжится, чванится…
– Пора браться за дело, – сказал он. – Встань и открой стенной сейф… Вон там, видишь?
В том взвинченном состоянии, в которое пришел Дубов после звонка из Москвы, хорошо бы ему самому прошвырнуться по кабинету, но он не мог отказать себе в удовольствии повелевать, направлять и руководить.
– Я не взломщик, – предупредил я, подходя к сейфу.
ebooksa