Жадный, плохой, злой

22
18
20
22
24
26
28
30

Дубов тоже сразу догадался, что за улику сует ему под нос расторопный капрал.

– Ну, писатель, – прорычал он, выкатив на меня свои слепые от ярости глаза, – не быть тебе классиком мировой литературы!

Примерно такой же взгляд я адресовал сияющему Бурцеву:

– Ах ты, гнида! Подставить меня решил?

После моего хука справа он отлетел в сторону, хватаясь за свою дубинку, как за соломинку. В его стремительно удаляющемся взгляде читались одновременно боль, страх и злорадное торжество. Теперь у меня не было ни малейших сомнений в том, что именно Бурцев расправился с Марком, но в глазах Дубова убийцей был я.

Не дожидаясь хозяйской команды, Душман заехал мне по уху рукояткой пистолета. Чтобы устоять на ногах, мне пришлось некоторое время ловить равновесие, а как только оно было обретено, новый удар едва не вывихнул мне челюсть.

Придерживая ее рукой, я посмотрел на Душмана и выплюнул вместе с кровью:

– Спешишь, кавказский пленник. Рано удаль свою показываешь.

– Потом будет поздно, – парировал Душман, огладив черную бороду набожным жестом прирожденного мусульманина. – Кончать его, Владимир Феликсович? Или желаете с ним побеседовать для начала?

– Не о чем нам разговаривать, – буркнул Дубов, приподнимая свой пистолет.

Приготовившись получить пулю, я задержал дыхание, но пистолет отправился в желтую кобуру под дубовским пиджаком. Не успел я облегченно перевести дух, как услышал окончательный приговор:

– Писателя на крышу. Когда дам команду снизу, сбросите его к моим ногам.

– Три этажа всего, Владимир Феликсович, – закапризничал Бурцев, кое-как выпрямившийся вдоль стеночки.

– А мы повторим, если писателю покажется мало, – заявил Дубов, направляясь к выходу. – Сколько раз понадобится, столько и повторим.

Возможно, до меня еще ни один человек, которого пообещали столкнуть с крыши, не пожалел о том, что дом слишком низок. Но, честное слово, я предпочел бы один раз сверзиться с девятиэтажки, чем три раза – с трехэтажного здания.

2

Поднимаясь наверх в плотном кольце провожающих, я пытался понять, что заставляет меня передвигать ноги. Направленное в спину оружие? Но ведь на крышу меня вели не чудесными видами любоваться, а для смертельного аттракциона. Самым разумным было бы заартачиться прямо здесь, на лестнице, и умереть, затратив на это минимум времени и усилий. Однако я послушно тащился наверх, как будто там существовала какая-то надежда срочно научиться летать.

Сопящая вокруг молодежь помалкивала, бросая на меня заинтересованные взгляды. Возможно, ребятишки впервые участвовали в проведении показательной казни, хотя, может быть, они просто оценивали, тяжело ли будет затаскивать меня на крышу для второго прыжка, если таковой потребуется.

Бурцев, сменивший свою многофункциональную дубинку на прозаический автомат, и Душман, не расстающийся с пистолетом, сделались невероятно говорливыми. То они советовали мне приземлиться на клумбу, чтобы меня на дольше хватило, то рекомендовали помолиться о вознесении на небо. Их оживление становилось с каждой секундой все более нервозным. Эти двое были настоящими психопатами. В течение короткого промежутка времени им можно было не притворяться нормальными людьми, и они радовались такой возможности, как умели.

На лестничной площадке третьего этажа наша процессия притормозила. Шестеро рядовых «патриотов России» взяли меня в плотное кольцо, а капрал Бурцев самолично вскарабкался по вертикальному трапу к прямоугольному люку, ведущему на чердак. При этом он бренчал связкой ключей и громыхал своим автоматом по ступеням так громко, что казался маленьким железным роботом из старого фантастического фильма.

– Двое ко мне! – приказал Бурцев, как только очутился на чердаке. Его свесившееся вниз лицо было перепачкано пылью.