Жадный, плохой, злой

22
18
20
22
24
26
28
30

– Владимир Феликсович, – зычно крикнул Душман вниз, – мы готовы!

В ответ донеслось два матерных слова, одно местоимение и предлог. Все вместе означало: пора приступать к намеченному мероприятию, товарищи.

– Вставай, писатель! – оживился Бурцев. Ему не терпелось увидеть меня расшибшимся в лепешку.

После того как он подложил мне свинью в виде использованного тюбика от клея, я перестал замечать комические черты его внешности. Он был ненавистен мне весь без остатка – от воинственного «ежика» на голове до тупорылых ботинок на толстой подошве. С перепревшими ногами, зато на три сантиметра выше! Только недолго ему оставалось гордиться своей выправкой и бравым видом.

Капральские бойскауты притихли, когда я поднялся на ноги. Душман демонстративно положил палец на спусковой крючок пистолета. Бурцев громко клацнул затвором автомата.

Шагнув вперед, я увидел внизу маленького Дубова, прикрывающего глаза приложенной козырьком ладонью. Его пиджак держал очередной паж в оливковой рубахе с черной повязкой. Больше зрителей во дворе не наблюдалось. То ли основная часть патриотического воинства находилась на каких-то учениях, то ли всем обитателям дома, включая прислугу, кошек и собак, было строго-настрого запрещено выходить наружу до особого распоряжения.

Беседка, в которой прошел незабываемый завтрак в кругу дубовской семьи, смотрелась с крыши как белая плетеная корзинка, забытая на траве. Стриженые кусты и деревья словно состояли не из отдельных листьев и веток, а были вылеплены из сплошной зеленой массы, на вид мягкой и пушистой. Отбрасываемые предметами тени в лучах утреннего солнца казались неестественно длинными.

– Уснули там, что ли? – проорал Дубов.

Конвоиры тут же подступили ко мне чуточку ближе. Самому нетерпеливому из них вскоре предстояло пережить несколько очень неприятных секунд. Я понятия не имел, кто именно это будет, но меня радовало, что среди бойцов нет Дениса Карташова. Трудно обращать ярость против человека, с которым тебя связывает лишь мирная болтовня.

– Тебе помочь, – спросил Душман, – или сам прыгнешь?

Он занимал такую неудобную позицию, что, доведись ему открыть пальбу, пули скосили бы всех, кто находился на этой распроклятой крыше.

– Сам, – коротко ответил я.

– Так прыгай. Все равно другого выхода у тебя нет.

– Сейчас. Наберись немного терпения.

Не выпуская из поля зрения Бурцева, который тоже держался чуть поодаль, только четырьмя шагами правее, я спустился по крутому скату еще ниже. Теперь мои колени почти упирались в низкий заборчик, за которым оставалось еще примерно с полметра свободно висящего шифера. Ступить на такой было опаснее, чем на хрупкий весенний лед.

– Ну! – почти простонал Бурцев, следуя параллельным курсом. – Давай!

– Даю! С богом!

Размашисто перекрестившись, я попятился как бы для разбега но, внезапно обернувшись, вцепился в первую попавшуюся под мою правую руку оливковую рубаху. Материя затрещала по швам, когда я рывком установил паренька между собой и Бурцевым, чей пистолет в данной ситуации был гораздо опаснее душманского автомата.

– Лови! – крикнул я.

Размахивая руками, как мельничными крыльями, анонимный «патриот России» налетел на своего командира. Толчок был столь сильным и неожиданным, что оба при столкновении упали.