Цену жизни спроси у смерти

– Реже, чем мне хотелось бы, – признался Громов. – Но в данном случае я совершенно серьезен. Две тысячи рублей вас устроит?

– Ну, если откровенно, то такие пейзажи я продаю обычно за полторы, – сказал художник, потупясь. Было ясно, что он отдаст картину и за пятьсот рублей, если хорошенько с ним поторговаться. Коммерция – не его стихия. Его стихия – море, освещаемое невидимым солнцем даже в самую страшную бурю.

Громов улыбнулся:

– Я тоже буду с вами откровенен. Дело в том, что я переплачиваю вам за одну небольшую услугу.

– За какую именно? – Художник сделался похожим на чайку, заподозрившую приближение опасности и готовую упорхнуть в любой момент. Его черные глаза недоверчиво поблескивали.

– Вы сложите свой мольберт и уйдете отсюда, – негромко произнес Громов. Он видел, как изменяется лицо старика по мере того, как до него доходит услышанное, и тоже невольно хмурился.

– А, – протянул художник с саркастическим выражением лица. – Вот, значит, в чем дело. Вы один из этих.

– Из каких таких «этих»? – Громов посмотрел ему прямо в глаза.

– Которых развелось нынче без меры. Которым никакие законы не писаны. Ходят, распоряжаются, один другого круче. – Не трудясь завинчивать тюбики с красками, художник собирал их горстями и как попало швырял в коробку, которая, конечно же, не пожелала после этого закрываться. – Навидался я таких, – бормотал он, заматывая кисти в смоченную растворителем тряпицу. – Думал, хоть здесь свою крутизну некому будет демонстрировать, так нет же! То какие-то ублюдки круглоголовые с рыбьими глазами, теперь вы… Почему вам всем места мало? Почему вам нормальные люди мешают?

– Послушайте. – Громов взял художника за плечо и сильнее сжал пальцы, когда тот попытался сбросить его руку. – Я ведь не приказываю вам уходить. Это просьба. Обычная человеческая просьба.

– А потом на берегу новые трупы появятся, да? – запальчиво выкрикнул художник. Он тут же осекся, сожалея о сказанном, и опустил голову.

Первым побуждением Громова было развернуть его лицом к себе и задать пару вопросов, на которые пришлось бы волей-неволей ответить. Но что нового мог рассказать этот старик, уже заметно прогибающийся под тяжестью своего мольберта? Зачем тормошить его понапрасну?

– Ну-ка, посмотрите мне в глаза, – мягко попросил Громов. – Разве они рыбьи?

Художник колебался, пока рука на его плече не усилила нажим. Потом неохотно обернулся, поднял взгляд и буркнул:

– Нет, они у вас другие. Глаза охотника. Вы смотрите на окружающий мир так, как будто постоянно целитесь.

Громов сделал вид, что ему весело.

– Солнце, – пояснил он. – Яркое солнце, вот и все. Так что насчет новых трупов можете не беспокоиться. Они после вашего ухода не появятся. Обещаю.

– Их было двое, – неожиданно заявил художник.

– Трупов?

– Парней, которые прогнали меня отсюда недавно. Они скрылись среди камней, потом выволокли на берег утопленника и ушли как ни в чем не бывало. Один нес краба. Мне показалось, что он смеялся. Беззаботно, как ребенок, который нашел красивую игрушку.